Нарисуй мне ветер - страница 5

Она села на крохотный барный стульчик у окна и молча смотрела на падающий дождь и Енисей с прорезями фонарных дорожек.

Я взял ей и себе капучино без сахара и сел рядом. Мне не хотелось говорить, хотелось просто поцеловать ее и прижать к себе крепко-крепко.

Одному богу известно как в тот момент я желал ее, но я не смел и прикоснуться к ней.

Саша выпила кофе, съела ложечкой оставшуюся на дне пенку и развеселилась, начала смеяться, рассказывать про учебу и парочку забавных «не от мира сего ухажеров» и что-то еще – я не слушал. Я просто смотрел на нее.

«Саша, Саша, если мне нельзя тебя трогать, то хотя бы можно просто смотреть».

***

Близняшки все время плакали. Засыпали они в десять вечера у Люси на груди, а потом около двух ночи просыпались и примерно до пяти по очереди голосили.

Бессонный год выбил меня из колеи: я с трудом вел занятия в университете, забросил все научные проекты и без того редкие встречи с друзьями и вовсе свелись к нулю.

Люся, так не любившая домашнее хозяйство, оставшись один на один с пеленками и кухонной рутиной совсем скисла. По вечерам она оставляла мне детей и уходила куда-нибудь «к подругам». Куда она на самом деле ходила, я не знаю – она не называла мне ни имен, ни конкретного места, а я и не спрашивал.

Это кажется странным, но живя вместе, бок о бок, и решая постоянные проблемы – детские болезни, недостаток денег, постоянный вялотекущий ремонт и отсутствие помощи далеко живущей родни, у нас совсем не находилось времени для того, чтобы просто поговорить. Ни о делах и о быте, а друг о друге.

В этот тяжелый для нас обоих год, мы не жили, а выживали. Иногда делали что-то на автомате, иногда по ситуации. Я видел, что у Люси копится ко мне раздражение, но не понимал почему, ведь мне казалось, что я все делаю правильно.

У меня же тогда вообще не было чувств, даже к детям они появились далеко не сразу. Но пусть материнского инстинкта во мне и не предполагалось, зато очень развитым оказалось повышенное чувство ответственности.

Все, кроме детей и работы выпало из фокуса моего внимания: размылось, как на нечеткой фотографии, и перестало существовать.

На время.

Все.

И даже Саша.

***

Через полгода Саша вышла замуж.

Мы не общались с ней с момента ее последнего приезда в город. Мне было не до того, да и ей, видимо, тоже.

Она позвонила мне февральским ветреным днем и сказала.

– Федь. Как дела?

– Все хорошо. – Ответил я. – Кормлю детей супом. А у тебя?

– А я завтра замуж выхожу.

Она сказала это просто, непосредственно, как если бы сказала, что собирается в магазин за хлебом.

Я опешил. Мне показалось странным, что она раньше ничего о нем не рассказывала. Я включил телефон на громкую связь, зачерпнул бульон, подул и положил Ане в ротик.

Настя заплакала, и я зачерпнул другой рукой еще одну ложечку супа.

– Ты его любишь? – спросил я и тут же мысленно отругал себя за глупый вопрос.

– Да.

Возникла пауза, потом я сказал.

– Я очень рад за тебя. Поздравляю.

Она сказала, что его зовут Майк, я поинтересовался о его национальности. Оказалось, что он русский и это его настоящее имя, я удивился.

Саша стала рассказывать о нем что-то, но Аня разлила суп, а Настя кинула поильник и обе они заплакали, так что я не мог дальше разговаривать, и мы попрощались.

Через год у Саши родился малыш, а еще через полгода я приехал с командировкой в Москву.

Как только я вышел из самолета, я сразу подумал, что это не ее город, не ее Москва: она пыльная, душная, солнечная, а Саша всегда любила дождь.