– Целы? – прокричал он.
– Ты с дуба упал?
– Здесь такое творится, на станции!
– Убийство в «Магните»? Видели, присутствовали.
– Значит, зря разбудил? – разочаровался тот. – И вы ни при чём?
– Ни капли. Случайно попали.
– Понятно… Но и ещё… В Кобрино, то-ли сектанты, то-ли наркоманы…
– Слушай, Гибби, тебе делать нечего? Ты по ночам собираешь устаревшие новости? Мы всё это проезжали, и сами можем рассказать такое, от чего у тебя слегка челюсть отпадёт! Скажи от нас Яне спокойной ночи и немного отдохните. Устали, небось, притомились… А нам ехать пора, так что, спасибо за побудку.
– Вот идиот, – сквозь сон пробормотала Баньша. – Только ты меня не дёргай, я ещё подремлю. Посмотри там, на траве, у костра, не забыли чего? И можешь ехать.
– Спасибо!
Но он ещё с фонариком прошёл по дороге до трассы, высматривая следы ночных гостей, но не нашёл ничего, кроме свежей пустой бутылки из-под водки и раздавленного пластикового стаканчика.
Всю дорогу до «Коммунара» и потом до Пушкина он гнал на полной скорости, притормаживая, только когда видел встречные огни, и всё ему представлялись кружащиеся звёзды и обугленные кости на примятой, но не обожжённой траве.
Баньша проснулась, когда они проехали Павловск и гнали по Павловскому шоссе вдоль Отдельного парка. Она перелезла на переднее сиденье, протянула ему кружку с кофе:
– Куда ты так летишь, ведь светло уже, притормози немного. Далеко ехать?
– Уже подъезжаем, минут десять ещё. Откуда горячий кофе?
– Из термоса. Это, знаешь, такая штука, чтобы сохранять температуру напитка.
– Спасибо за информацию. Я удивился, что он горячий.
– Я вчера у костра не только коньяк пила и мечтала о постели с тобой.
– Молодец какая. Почти приехали, это здесь, угол Кадетского бульвара и Прямого переулка.
– Красиво как. Это элитный район? Ведь здесь квартиры десятки миллионов стоят.
– Это Пушкин! Конечно, здесь дорого, но оно того стоит. А Володька, он потомственный военный, здесь его дед ещё квартировался, полковник царской армии, потом в Красной Армии служил, квартира и сохранилась.
– А что там за церковь торчит? Как в сказках Гофмана!
– Иулиановская. Возьми кружку, приехали.
– Кружку для подаяния?
Они вышли в маленьком дворике, обнесённом стеной красного кирпича, с несколькими ухоженными деревцами, и Лич уверенно направился к парадной.
– Не надо говорить о культуре поведения? Мама у него старых правил.
– Ты с кем связался, Лич? Да я сейчас начну семечки грызть и шелуху сплёвывать! Ну, ты меня знаешь.
– Охо-хо… Ладно, не бери в голову.
Они позвонили в звонок рядом с резной дубовой дверью на первом этаже. И сразу-же откуда-то далеко и глухо донеслось:
– Иду! Секундочку, пожалуйста!
Дверь приоткрылась на цепочку, их разглядывали, потом цепочка брякнула, и они увидели маленькую аккуратную старушку «в буклях», как говорили «раньше».
– Геночка! Да, проходите, родной вы наш! Вспомнил старую, уважил. Проходите-же!
– Здравствуйте, Вероника Олеговна, я вижу, время над вами не имеет никакой власти! Извините, мы с дороги, случаем судеб, а поскольку ещё рано, без букета и торта.
– А и хорошо, цветов хватает, и пирожки свежие есть! С повидлом. Я помню, что вы любите с капустой, но, увы… Не ждали. Проходите на кухню, в комнату не зову, я сейчас одна живу, беспорядок.
– Одна? А мне, собственно, Василий надобен, дела наши…
– Знаю я ваши дела, распутники! Барышня меня простит? Кстати, не представите спутницу?
