Наши лучшие дни - страница 49
Решение перекрасить кухню пришло внезапно. Краску Мэрилин купила в девять утра, за работу взялась сразу, – словом, двенадцатью часами позже, к возвращению Дэвида, все было готово. Сама Мэрилин спала, распластав руки на пластиковой столешнице, в стенах ненавязчивого голубого оттенка.
Дэвид стал ее будить, трясти за плечи.
– Милая, здесь токсичные пары!
Мэрилин не поднимала головы. Клеенчатая скатерть приятно холодила ей щеку.
– Да проснись же! – Дэвид распахнул окна, принялся махать учебником, выгоняя дурной воздух. – Здесь нельзя находиться!
– Все нормально, – пробормотала Мэрилин. – Высохло почти.
– Надо выйти на крыльцо! Скорее, Мэрилин! Сколько же времени ты на кухне провела? Ты сознание потеряла, да?
– Конечно, нет!
Мэрилин вышла, ведомая Дэвидом. Он указал на стул, но Мэрилин опустилась прямо на ступени, и Дэвид после минутного раздумья последовал ее примеру.
– Что с тобой происходит, малыш?
Прозвучало с неожиданной прямотой. Еще один подводный камень супружества: раньше Дэвид не рискнул бы в таком тоне говорить, а теперь пожалуйста.
– Мэрилин, ты совсем… в смысле, нельзя засыпать в помещении со свежепокрашенными стенами – они токсины выделяют. И мы вообще перекраску не обсуждали! Мне казалось, такие вещи мы будем решать вместе.
– А тебе что, не нравится?
– Дело не в этом. Я за тебя беспокоюсь. В последнее время ты чем-то несколько… гм… удручена, милая.
– Господи!
– Я тебя просто не узнаю, – продолжал Дэвид. – Такое вытворить…
– Я ведь не напалмом стены обработала, в конце-то концов! Я хотела что-то полезное сделать. Дом этот гадкий привести в божеский вид.
– С каких это пор дом – гадкий?!
– Дэвид, ты просто днем дома не бываешь. А когда и бываешь, не замечаешь, что кухня того же оттенка, что стены в палате для умалишенных. То есть была, пока я за дело не взялась. Я думала, ты обрадуешься. Я даже цвет не просто так выбрала, а потому, что на нашей свадьбе ты был в голубом галстуке. А ты одним озабочен – почему без спросу. Для этого я с тобой жизнь связала? Чтобы стать жертвой мужского шовинизма?
– Что ты такое говоришь? – Он обиделся, причем сильно. – Я тебя о самочувствии спрашиваю. Твое поведение не совсем адекватно, и я обязан о тебе позаботиться. Не думал, что заботу ты воспримешь как оскорбление, а к самому факту, что я мужчина, твой муж, прицепишь словечко «шовинизм».
– То есть о причинах неадекватности ты не догадываешься? А кто меня привез в эту дыру, кто меня запер в этом кукольном домике – занимайся, мол, хозяйством, обеспечивай быт? Сам-то ты работаешь, с людьми общаешься, пользу приносишь, а со мной совсем не бываешь!
– По-твоему, я тебя специально избегаю? Господи боже мой! Что за бред?
– Значит, я уже и рехнулась. Чудненько.
Мэрилин встала, открыла дверь. Проходя мимо кухни, критически оглядела свою работу. Завтра надо будет вторым слоем стены покрыть. Достала бутылку вина. Дрянь штопор у них, дешевка, никак не впихивается в пробку.
– Опять за старое? Напиться и забыться? – крикнул с крыльца Дэвид.
– Не напиться, а употребить один бокал. Потому что моя жизнь – сплошная тоска, мой муж в мою сторону даже не глядит. Я живу в айовистой Айове, насчет которой меня не предупреждали, что она… что она до такой степени… среднезападная! – Вина Мэрилин налила от души; ставя бокал, силу не рассчитала. Мерло расплескалось, закапало со столешницы, будто кровь, на пол, устеленный полиэтиленовой пленкой.