– Вот полюбуйтесь, Антонина Романовна! Несколько дней не жрёт уже!
Главврач брезгливо осмотрела Зину, задержав взгляд на пролежнях:
– Батюшки! Да она загнётся скоро. Надо было раньше сказать. Проводи парентеральное питание.
Антонина Романовна вышла из палаты. Светка кинула ей вдогонку:
– Щаз! – и закричала на мало что соображающую Зину: – А зонд через нос не хочешь?! Это Антонина Романовна у нас добрая! По мне, вообще не жри – быстрей сдохнешь!
Светка выскочила из палаты. Тётя Паша решила, что их сегодня больше не побеспокоят. Она только присела на краешек Зининой кровати, как тут открылась дверь и с зондом в руках вбежала Светка.
Тётя Паша кинулась к ней навстречу, перекрывая доступ к Зине. Она схватила за руки медсестру и стала молить:
– Не надо, прошу вас, не надо. Я накормлю её. Обещаю, она будет есть. – Видя, что Светка раздумывает, она встала на колени: – Не надо…
Светка поморщилась, видя унижение пожилой женщины, обошла её – стоящую на коленях, и, приблизившись к кровати Зины, потрясла перед той зондом:
– Если через пять минут ты всё не сожрёшь, вот эту штуку тебе в нос запихну. – Она бросила зонд на соседнюю кровать, которая принадлежала тёте Паше, и пройдя к двери, крикнула в открытый проём: – Ивановна, неси обед!
Светка, стоя у окна, наблюдала, как старая ментовка кормит доходягу, которой и жизни-то осталось – неделя, не больше.
– Миленькая, давай, давай, ещё ложечку… Вот так. Молодец. Давай ещё одну. Ты у нас умница. Ой, какая хорошая девочка…
Светка чувствовала, что эта лиса не прочь её надуть, и не спускала глаз с престарелой плутовки. Того и гляди, отъест половина супа, а то и за пазуху себе выльет… – с неё станется.
Так и есть, чего-то задумала… Ментовка подошла к ней с наполовину пустой тарелкой и, понимая, что наколоть не удастся, взмолилась:
– Хватит ей. Столько дней не ела. Живот не выдержит.
Наглости этой бабки нет предела, – поняла Светка, и оттолкнула её вместе с тарелкой, да так, что суп вылился на подол платья. Дальше здесь делать было нечего, и, под своё собственное ржание, она вышла из палаты, бросив на ходу:
– А мне всё равно от чего она сдохнет – с голоду или от живота!
Хозяин красных жигулей был зол. Его лицо с каждой минутой всё больше багровело, приобретая цвет машины, которой он управлял. Он не мог понять, кто ввёл его в сон – в продолжительный, пугающий сон, после которого он так и не смог окончательно проснуться.
Типография, которой владела его жена, ушла к другому хозяину. Деньги за типографию ушли к женщине, которую он теперь ненавидел всем сердцем. За какую-то недееспособность он ей отвалил бо́льшую часть выручки. Теперь у него шиш, а она, по-прежнему, главврач санатория, да ещё с его деньгами. Оставшаяся часть денег ушла… вернее, уходила ещё к одной женщине, которая, собственно, и была причиной его багровеющего лица.
Оля щебетала без умолку всю дорогу. Она то ли не замечала настроения своего мужчины, то ли считала это не суть важным.
– После фитнеса я была у массажистки. А вечером с девчонками собираемся в сауну. Кстати, завтра…
– Пристегни, – кинул ей Женя.
Оля не совсем поняла значения его слов и недоумённо окинула себя взглядом:
– Что…? А, так я пристёгнутая.
Женя кинул взгляд на ремень безопасности, которым была пристёгнута Оля и только усмехнулся. Она же продолжала:
– Кстати, помнишь то колечку с брюликами, что мы с тобой смотрели? Так вот, сегодня я его купила.
