– В смысле отдыхать?! Она же недавно из санатория, вроде как отдохнула…
В ответ раздался его притворный смех:
– Ой, завистливая ты, Любка! Пусть подруга отдохнёт. Это же хорошо, когда есть такая возможность! Вот я, например, пашу, как вол. Год уже нигде не был. – И тут он её ошарашил: – Слушай, Любаш, а давай вместе рванём куда-нибудь?
Женя не ожидал быть застигнутым врасплох. Завёрнутая в полотенце после ванны, в комнату зашла Оля и последние слова мужчины не прошли мимо её ушей.
– С кем это ты уже рвануть собрался? – надула она губки, которые казались особенно манящими и свежими на распаренном от ванны юном лице.
Женя подозвал к себе девушку, приставляя палец к её губкам, чтобы, поди, чего не брякнула. Для Любаши он оставался преданным мужем, ожидающим жену с отдыха. Она ни в коем случае не должна узнать о разводе, который он успел оформить в одностороннем порядке после признания недееспособности жены. Несмотря на все выполненные формальности, подруга его бывшей жены не должна видеть Олю, так будет спокойней для всех, – решил он.
Женя почувствовал молодое, горячее женское тело, которое ещё не остыло после ванны и не смог удержаться, чтобы не залезть девушке под белый вафельный халатик, который когда-то принадлежал Зине.
– Ты чего, Панов, совсем обалдел что ли?! – услышал он и испугался. Он так увлёкся Олей, что забыл о Любаше, которая всё ещё оставалась на связи. – При живой жене, такое вытворяешь?
Женя даже посмотрел в проём двери, где выглядывала часть прихожей. Не там ли Любаша? И, на всякий случай, отодвинулся от Оли.
– Нашёл кому предложить! Я подруге – не враг. Да и в любовниках тебя смутно вижу. Так что, рвани-ка с кем-нибудь другим… – Любаша уже не могла остановиться, вычитывая Женю. Вот не зря она всегда его недолюбливала и, как сейчас поняла, было за что.
– Да угомонись ты уже! Пошутил, пошутил я! Ты же знаешь, мне кроме Зинки никто не нужен.
– Ладно, проехали. – Любаша уже собралась положить трубку, как вспомнила что-то важное: – А почему она сотовый не берёт?
– А, так она ж его потеряла!
– Потеряла…? Ну, ладно, скажи ей, пусть позвонит, когда вернётся, – и Любаша положила трубку.
«Ну, слава Богу», – вздохнула она, убедившись, что с подругой всё нормально.
Маленькая форточка, расположенная на верхней части окна, была плотно забита и вдобавок закрашена белой краской. Несмотря на решётки, форточки в клинике не открывались даже летом. То ли там боялись побега больных, хотя в форточку не пролез бы и ребёнок, то ли считали двухразовое пребывание на улице достаточным для проветривания мозгов. Но, как бы там ни было, в палате стояла ужасная жара.
Тётя Паша отогревала ступни Зины, которые были мертвецки холодны. Она дышала на них, и с силой растирала, – только бы не дать той умереть.
– Совсем холодные, – пробормотала она и заметила, что Зина пошевелилась. – Проснулась? Давай, давай, сейчас спинку разотру.
Она взяла мазь, которую с трудом, но всё же выпросила у Светки, и принялась аккуратно втирать в спину. Она заметила, что пролежни стали глубже и пара из них уже стала кровить.
В палату зашла Антонина Романовна, одетая под молодуху. Под белым расстёгнутым халатом невольно бросалась в глаза короткая юбка, открывая полноватые голые ноги пятидесятилетней женщины. Начёс в стиле «девяностых» придавал ей старомодность, несмотря на желание выглядеть соблазнительно. «Сзади – пионер, впереди пенсионер», – успела подумать тётя Паша, и тут же влетела Светка. Тыкая пальцем в Зину, она заверещала:
