Гулять мы с ним любили. Было в этом нечто чудесное – взяться за ручки и бродить по улицам, беседуя при этом. Дэн обычно брал с собой фотоаппарат и приставал к прохожим – сфотографируйте нас. Те никогда не отказывались, видя наши счастливые рожицы. Он постоянно тыкал – мол, ты обратила внимание, как на нас люди смотрят? Голос его был исполнен гордости, я же лишь дипломатично кивала. Я бы тоже пялилась во все глаза, увидев предмет своих девичьих грез, двухметрового парня, от красоты которого перехватывает дыхание – рядом с невзрачной простушкой, даром что коса до колен.
Я так и не поняла – сам он меня любит – или действует мой приворот? Не знаю… Во всяком случае, я после приворота его не разлюбила, как обычно бывает в таких случаях. С каждым днем он мне все дороже и дороже. Но я – здравая девушка, и понимаю, что я просто не соответствую Дэну. Что же его держит тогда около меня? Хотела бы я знать ответ на этот вопрос…
Очень бы хотела…
Около книжного магазина сидел дед Минька, местный нищий и наш подопечный. Мы бросили ему в кепку денежки, присели около него и я спросила:
– Ну что, дед Минь, как дела?
– Да ничо, – в его седой бороде мелькала хитрая улыбка, пока он ловко выхватывал наши купюры из кепки, оставляя там медяки. – Сама как?
– Сама трудится, – пожала я плечами и достала из сумки собственноручно приготовленную ватрушку.
– Опять? – скривился он.
– Дед Минь, ну ты же знаешь, что ничего злого тебе это не принесет, – заверила я его.
На эту ватрушку была сведена нелюбовь мужа к жене, что заказала мне этот обряд, и ее непременно надо было дать нищему милостыней.
– Да знаю я, что мне ничего с нее плохого не будет, – вздохнул дед. – Но очень ты, Марья, готовишь погано, уж прости за правду.
Дэн заржал.
Я хмуро на него посмотрела.
– А чего? – сквозь смех сказал он. – Дед правду говорит. Вот только круассаны у тебя классные, да и те покупные.
– Нынче девушке у плиты стоять – негламурно, – пристыжено заявила я. – Быть кухаркой – это отстой!
– Ладно, дочка, не печалься, – похлопал меня дед Миня по плечу и храбро принялся жевать ватрушку.
– Если что – визит к стоматологу оплачу, – тревожно глядя на него, пообещала я.
– Да ладно тебе, – отмахнулся он. – С утра не жрамши, не до хорошего. Попить будет?
– Дэн, – посмотрела я на любимого.
Тот без слов понял, сбегал на угол и принес большую бутылку коки.
– Лучше бы пивка взял, – тревожно косясь на меня, прошептал ему дедок.
– Я слышу, – заметила я. – Дед, ты конечно большой, но ведь знаешь, как я к алкоголю отношусь.
– Эх, Марья, – укоряюще посмотрел на меня дедок. – Жизня – то у меня не сахер, вот беленькой сугреюсь с вечерка – глядишь, и повеселей стало!
Мы с Дэном переглянулись и он спросил:
– Опять из дома выгнали, что ли?
Денис у меня очень ответственно подошел к вопросу попечительства над дедом Миней. Побеседовал с его дочерью, от которой дед однажды и сбежал в вольное плаванье, ну и та после беседы с ним была готова хоть черта с рогами приютить – Дэн у меня обаятельный! Материальную помощь опять же подкидывает. Самого дедка устроил лифтером, только тот в первую же смену напился до поросячьего визга, и больше его к честному труду не потянуло.
– Не, Клавка моя за ум взялась, – радостно сообщил дед. – Ко мне как к родному относится.
– Еще бы, ты же ей отец, – усмехнулся Дэн.
– Не, сынок, ты же знаешь как она меня раньше гоняла, – вздохнул дед Миня. – А чичас по головке гладит, горемычным называет да котлетами кормит. Аж не знаю, куда сбежать от такой заботы.
