Пить тоже хотелось, во рту после
разговоров пересохло, а губы стянуло, но Хелен, закончив растирать ступни, лишь
улеглась на твердую лежанку лицом к серой стене, накрылась одеялом и закрыла
глаза. Чем больше спишь, тем меньше есть хочется.
***
Позже ее разбудили громыханиями.
Вначале приносили еду. На подносе, где
аж пара тарелок стояла. Только чтобы занести поднос в ее часть камеры, аж три
стражника понадобилось, которые караулили каждое движение заключенной. Но тогда
Хелен только проснулась, поэтому повернувшись и, глянув через плечо на
суету около ее решетки, просто отвернулась обратно к стене в надежде доспать.
Потом ей принесли одежду. Длинное
шерстяное платье темно-коричневого цвета, судя по качеству материала не иначе у
какой-то служанки забрали. Когда его пропихивали сквозь прутья решетки на
стоящий с ее стороны стол, Хелен уже не спала. Поэтому догадавшись, что ей
просовывают, поинтересовалась:
– А белье свежее? И воду для умывания?
И...
Но работник Управления, выглядящий
обычным клерком, не самоуверенным магом-боевиком, вздрогнул, смутился и
поторопился на выход.
– И обувь! – только и успела крикнуть
втянувшему голову в плечи мужчине вдогонку девушка, вставая, чтобы рассмотреть
принесенное.
Ткань платья была плотной, но грубой и
даже немного колючей. Но хотя бы не потертой на сгибах, то есть одежду еще не
успели поносить до нее. Но всё равно это не выглядело предметом из гардероба
эйры. Поэтому Хелен, держа в руках недорогое платье, скорее уж дешевое, глянула
выразительно на Брута.
Но тот опять отмолчался.
И на что она рассчитывала?
Белье ей никто не принес, а вот воду и
обувь – какие-то войлочные высокие тапки – всё-таки доставили. Только когда
Хелен попробовала воду в выданном ей потемневшем от старости деревянном ведре,
то возмутилась:
– Но вода холодная!
Текущий курьер, который притащил эту
воду, передав ведра за решетку, был в черной форме, как дознаватели, поэтому
глянул на девушку в ответ как-то высокомерно и заявил:
– А ты чего хотела?
– Много чего. Начинать перечислять? –
ответила Хелен. – Вы будете записывать или так запомните?
Грубо сплюнув в ее сторону, мужик в
форме развернулся и ушел.
А девушка посмотрела на ведро, на
убогое убранство своей камеры, где негде уединиться, кроме как за шторкой над
дыркой в полу, на мужчин с другой стороны решетки. Там караулили Брут и
очередной безмолвный, как тень, стражник в черном.
– А еще я хотела бы остаться ненадолго
в одиночестве, чтобы совершить омовение, – честно выдала Хелен, глядя в упор на
охранника из дома Аршадан.
Тот качнул головой. Но глядя на нее
прямо, соизволил едва слышно пояснить:
– Здесь всё равно наблюдают, даже если
никого не будет...
Хелен вздохнула. То есть камера еще и
просматривается откуда-то извне? "Просто замечательно!" – скрипнула
она зубами и пошла разбираться, что же ей делать.
В итоге отлила воду в шаткий
рукомойник, найденный у перегородки туалета, едва справившись с подъемом
тяжеленного ведра наверх. Сил в ее новых руках было и так мало, и добровольная
голодовка уже второй... или какой там по счету день тоже не добавляла бодрости.
Пришлось ограничиться умыванием лица,
шеи и тех частей тела, к которым смогла дотянуться через широкий ворот нижней
рубахи, повернувшись к решетке спиной. Одеяло также пришлось снять и перекинуть
через туалетную перегородку. Да, она осталась в одной лишь тонкой рубахе до
щиколоток в присутствии посторонних мужчин, но что делать. "Кому видно,
тому стыдно. Это они довели меня до столь тяжелой ситуации" – пыталась
убедить себя не смущаться Хелен, игнорируя зрителей.
