Ула-Ула-Ула… Найдись. Умоляю. Не о таком мечтала, сестренка, но ты все же девчонка. Тебе легче. Однозначно.
Ночь прошла в кошмарах. Он видел себя в женском платье, и вокруг издевательски тыкали пальцем его бывшие «друзья». Диаруб Умас, лидер компании, кадет офицерской школы и сынок старшего рода, зло ухмылялся: «Ланчик… Как тебя теперь зовут? Дашь старому другу разок-другой? Да ладно, ты же женщина, это теперь твоя стезя…» Он то и дело просыпался, вытирая со лба липкий пот.
А утром удивленная служанка принесла платье. Началось. Аника откинул одеяло.
– Господин, – смущенно улыбнувшись, тактично спросила горничная: – вы решили перейти в наш лагерь?
– С чего ты взяла? – мрачно огрызнулся Лан, зло рассматривая это батистовое порождение женских фантазий.
– Говорят… – неопределенно хмыкнула девица и заткнулась, напоровшись на его неприязненный взгляд.
Ну вот. Слухи пошли.
Шел по коридору, и готов был провалиться сквозь землю. Платье шелестело, подметая пол, талия перетянута корсетом, утягивая еще тоньше. Похожей на бабскую. Навесили старые драгоценности: на шее алмазное ожерелье, на пальцах перстни, в затылке сапфировый гребень. Волосы не как у девчонок, но хватило, чтобы соорудить на макушке узелок, и голова стала напоминать девичью. Хорошо, что в доме из слуг только повариха, горничная, да… Ноби заменил всех слуг, сверкая зубами, будто его осыпали золотом:
– Глядите, какая у нас красавица!
Отец грохнул по столу кулаком так, что подпрыгнули тарелки. Ноби заткнулся, но ухмылка не исчезла. Мать удивленно смотрела на сына, будто видела первый раз. Стулья Улы и Дарта пустые, но блюда по традиции на месте, и приборы разложены как положено. Их ждут. Всегда будут ждать.
Еда не лезла, руки тряслись. С Лана не спускали глаз. Чучело, выставленное напоказ. Скоморох. На коленях голубой батист, пальцы в перстнях, уши пунцовые, нос чуть ли не в тарелке… Выдержи. Вытерпи. Пройдет. Потом и не вспомнишь. Забудется, как страшный сон.
Барон Марш приехал сразу после завтрака. И не поверил глазам, увидев Лана:
– Кто это, Брут? Твой сын?!!
– Уже дочь, – хмуро ответил отец, сверля Лана глазами. – Вчера была инициация. Шимала. Мальчик всю жизнь страдал… но наконец обрел гармонию.
Трогательно. Барон сейчас расплачется.
– Шутка? – не захотел вникать в душераздирающую песнь барон. – Мы договаривались об Улиане, твоей старшей дочери!
– Вот дочь! – рявкнул, не выдержав, отец. – Я всегда держу слово! Через пару месяцев будет здоровой девицей, и сможет зачать ребенка! Что не так?
Затылок заломило, Лан побледнел, как полотно. Всем естеством ощущая, как под ногами разверзается пол.
– Мы что, на выставке крупного рогатого скота? – не поверил ушам барон. – Выбираем корову? – покрутил головой. – Нет, Брут. – Так дела не делаются. Мой сын видел Улу, разговаривал, твоя дочь приглянулась. И я не понимаю, как ты можешь… – осуждающе смерил Лана с головы до ног, не нашелся что добавить, и затопал к выходу.
Нормальный барон. А мальчишка стоял, без кровинки в лице, и в ушах только гудели колокола: бу-бом, бу-бом…
После смотрин злой, как четыреста бесов, отец заперся в кабинете и Лана оставили в покое. А он содрал с себя платье, и засел в своей спальне, бледный как простыня, слушая в ушах колокольный звон. «Через пару месяцев будет здоровой девицей, и сможет зачать ребенка!» Это… про него? Его… только что чуть не выдали замуж?
