Не боярское дело ч.3 - страница 31



Против такого предложения я устоять не смог.

Споры вокруг строительства самолёта идут постоянно. Оскар Петрович Мендельсон, тот инженер, под чьим руководством предприятие Артемьева попыталось скопировать технику предков – это убеждённый фанат максимальной скорости.

Надо сказать, что специалисты для самолётов определяют четыре вида скорости: та самая, максимальная, которая замеряется на определённой высоте и практически в идеальных условиях по мерной миле, приборная скорость, когда мы видим эти показания относительно массы воздуха, в которой передвигаемся, боевая скорость – это диапазон максимально возможных скоростей, которую может развить самолет для ведения активного маневренного воздушного боя, при всех, сопутствующих такому бою, видах боевого маневра, и скорость набора высоты.

Боевые лётчики в тех книгах, которые я нашёл в библиотеке, сравнивают самолёты по последним двум видам скорости, а наземные теоретики, вроде Мендельсона, уповают на первые два показателя.

Как бы то ни было, а самолёт на приемистость мы проверили, а потом и на набор высоты. Магик реально чудеса творит, что впрочем и не удивительно. Нет у него вращающихся тяжёлых деталей, оттого ему и не требуется времени на раскрутку вала и винтов. Моментальный подхват, словно самолёт пинок получил и бешеный разгон после этого.

– Вот это да... – услышал я восторженный выдох пилота, когда мы снова забрались на высоту в три с половиной тысячи, – Он при наборе высоты ещё и разгоняется! Да как ещё разгоняется-то. Ну и зверюга...

Из самолёта вышли довольные и счастливые. Народ, глазевший на поле, нас даже на руках покачал. Всем понятно, что самолёт удачный получился. Недаром трансляция наших разговоров на рупоры выведена. Все всё слышали и словно сами с нами летали. Прочувствовали сопричастность.

– Побежал я, надо замечания по полёту оформить, пока ничего не забылось, – вырвался я из рук встречающих.

Школа Киякина даром не прошла. Помню, как он по "Сапсану" всё подробно расписал после пробного полёта. Здорово нам тогда его замечания помогли. Прямо настоящее руководство к действию получилось.

На самом деле для поспешности у меня ещё одна причина есть. Пока меня подбрасывали, я успел заметить на краю поля, рядом с верфями, две подозрительно знакомые фигурки. Да же не столько фигурки, сколько шубки на них. Сильно запомнившиеся шубки. Вам бы они тоже запомнились, если бы вы выложили за них столько денег, сколько стоит приличный автомобиль.

– Дарья, Алёна, что вы тут делаете? – ещё издалека поинтересовался я у своих жён.

– Ты не сказал нам, что собираешься летать, – начала Дашка прокурорским тоном.

– Тебе нельзя волноваться. Совсем - совсем нельзя, – добавила Алёнка.

– Да какие там волнения. Одна сплошная радость. Видели бы вы, как он летает! – мотнул я головой в сторону самолёта.

– Мы видели. С самого взлёта тут стоим. Уже ноги, как ледышки, – пожаловалась Дарья.

– Та-ак, а ну бегом чай пить. Горячий, с мёдом и малиновым вареньем, – распорядился я, подталкивая их ко входу.

– Пошли, Алёна. Заодно посмотришь на его секретаршу. Та ещё штучка. А про её юбки только ленивый ничего не рассказывает. Вот и посмотрим сами, что же нашему муженьку нравится, – увлекла Дарья за собой Алёнку.

Упс-с... Похоже, ожидается скандальчик.

Оксану я не учёл. Надо сказать, она к придуманной когда-то форме секретарши вполне привыкла и отваливающиеся челюсти тех, кто её видит первый раз, воспринимает, как нечто должное и само собой разумеющееся. А то, как она кофе подаёт, так это целый спектакль. Народ минут пять потом в себя приходит. С чего бы, спрашивается. Подумаешь, резинки у чулок увидели, когда она, наклонившись над столиком, кофе по чашкам разливает. Спрашивается, чего потеть и шумно дышать.