(Не) Царевна-лягушка - страница 4



– Вот видишь, сынок, это мудрая лягушка, колдовством наделенная.

– Да ты с ума сошла, старая! Это просто совпадение! – воскликнул оборванец и раздраженно прикусил губу.

– Тогда квакни тринадцать раз, если понимаешь мою речь, – сказала мне Шемаха, и в гробовой тишине я тринадцать раз квакнула:

– Как. Же. Меня. Достало. Быть. Лягушкой. Любой. Ценой. Я. Разорву. Эту. Связь. Клянусь.

Глава 4. Корчма Боли

– Бродягам нельзя, – прогрохотал здоровый охранник и схватил царевича-оборванца за грязный рукав куртки, перекрыв вход в приземистую деревянную нору, над которой висел кусок облупившейся таблички «Корчма Боли».

О, черные боги!

Что еще за корчма боли? Здесь пытают гостей? Еда настолько отвратительна, что лучше умереть от голода?

– «Болиголов», – вдруг с ухмылкой пробормотал оборванец, словно прочитал мои мысли. – Местечко для воров и убийц, где отравлено все: хлеб, вино, мясо и даже бумага в нужнике. Понятно, жаба? Квакни, что поняла.

Когда беглый царевич выкупил меня у Шемахи, пригрозив ее сжечь, если она не найдет способ разорвать со мной связь, то стал крайне общительным, но я упорно молчу, ведь не разговариваю с животными.

– Что ты сказал? – взбеленился охранник, но рубий, ловко нырнувший в его карман, сразу же превратил его в любезнейшего из смертных. – Называй меня, как хочешь, парень, но со своей едой – нельзя.

Едой? О, боги!

Мой лягушачий взгляд упал на почерневшую доску, на которой был нацарапан перечень местной стряпни, и суп с жабьими потрохами был первым.

– Это не еда, а мой… талисман. И если я обнаружу его в котле, то отрежу тебе хрен. Усек? – раздраженным тоном произнес оборванец, тыча мной в лицо здоровяку.

– Пусти его, – вдруг тихо произнес хозяин корчмы.

– Так он же того, – сказал охранник и выразительно покрутил пальцем у своего виска.

– Эй, хозяин! Мне нужен стол в углу на двоих, – бесцеремонно перебил перешептывающихся мужчин вонючий царевич, бросил на деревянную стойку мешочек с деньгами и направился к лавкам за каменной печью.

– Ждете гостя, милейший? – залебезил корчмарь, суетливо протирая стол замызганным передником и расставляя глиняную посуду.

– Это для жабы, – спокойно ответил царевич.

– Ты есть будешь? – спросил он уже меня, посадив на тарелку. – Квакни раз, если хочешь, и два, если считаешь меня козлом.

Я еле сдержалась, чтобы не квакнуть дважды, и выдавила из себя сдавленное бульканье.

Мухи уже давно переварились, поэтому я была не прочь чем-нибудь перекусить, да и в горле пересохло.

Интересно, здесь подают вино «Змеиная кровь»?

Оборванец довольно хмыкнул, перевел развеселившийся взгляд на корчмаря и серьезным тоном произнес:

– Жаба хочет есть. Принеси горшок с водой и тухлое мясо. И чтобы мух побольше. И личинок. А мне – то же самое, только свежее. И кувшин вина.

Беглый царевич перевел на меня ошалевший взгляд и вдруг сокрушенно покачал головой.

– Нет, тащи бочонок. Здесь тяжелый случай, – добавил он.

Корчмарь побледнел, как мертвец, уронил нож на пол, быстро поднял, а затем пролепетал:

– Да-с, милейший. Конечно. Все будет в точности исполнено.

***

Вечер начинался не так уж и плохо.

В корчме было полным-полно смертных, но никто и близко не подходил к столику беглого царевича, словно он был огорожен забором из черепов.

Пока оборванец опустошал кувшин за кувшином, я слопала с десяток мух и даже пару личинок.

О, Чернобог!

Никто и никогда не должен узнать, как низко я пала, иначе моей славе великой, могущественной и прекрасной черной жрицы – конец.