(Не) Царевна-лягушка - страница 4
– Вот видишь, сынок, это мудрая лягушка, колдовством наделенная.
– Да ты с ума сошла, старая! Это просто совпадение! – воскликнул оборванец и раздраженно прикусил губу.
– Тогда квакни тринадцать раз, если понимаешь мою речь, – сказала мне Шемаха, и в гробовой тишине я тринадцать раз квакнула:
– Как. Же. Меня. Достало. Быть. Лягушкой. Любой. Ценой. Я. Разорву. Эту. Связь. Клянусь.
Глава 4. Корчма Боли
– Бродягам нельзя, – прогрохотал здоровый охранник и схватил царевича-оборванца за грязный рукав куртки, перекрыв вход в приземистую деревянную нору, над которой висел кусок облупившейся таблички «Корчма Боли».
О, черные боги!
Что еще за корчма боли? Здесь пытают гостей? Еда настолько отвратительна, что лучше умереть от голода?
– «Болиголов», – вдруг с ухмылкой пробормотал оборванец, словно прочитал мои мысли. – Местечко для воров и убийц, где отравлено все: хлеб, вино, мясо и даже бумага в нужнике. Понятно, жаба? Квакни, что поняла.
Когда беглый царевич выкупил меня у Шемахи, пригрозив ее сжечь, если она не найдет способ разорвать со мной связь, то стал крайне общительным, но я упорно молчу, ведь не разговариваю с животными.
– Что ты сказал? – взбеленился охранник, но рубий, ловко нырнувший в его карман, сразу же превратил его в любезнейшего из смертных. – Называй меня, как хочешь, парень, но со своей едой – нельзя.
Едой? О, боги!
Мой лягушачий взгляд упал на почерневшую доску, на которой был нацарапан перечень местной стряпни, и суп с жабьими потрохами был первым.
– Это не еда, а мой… талисман. И если я обнаружу его в котле, то отрежу тебе хрен. Усек? – раздраженным тоном произнес оборванец, тыча мной в лицо здоровяку.
– Пусти его, – вдруг тихо произнес хозяин корчмы.
– Так он же того, – сказал охранник и выразительно покрутил пальцем у своего виска.
– Эй, хозяин! Мне нужен стол в углу на двоих, – бесцеремонно перебил перешептывающихся мужчин вонючий царевич, бросил на деревянную стойку мешочек с деньгами и направился к лавкам за каменной печью.
– Ждете гостя, милейший? – залебезил корчмарь, суетливо протирая стол замызганным передником и расставляя глиняную посуду.
– Это для жабы, – спокойно ответил царевич.
– Ты есть будешь? – спросил он уже меня, посадив на тарелку. – Квакни раз, если хочешь, и два, если считаешь меня козлом.
Я еле сдержалась, чтобы не квакнуть дважды, и выдавила из себя сдавленное бульканье.
Мухи уже давно переварились, поэтому я была не прочь чем-нибудь перекусить, да и в горле пересохло.
Интересно, здесь подают вино «Змеиная кровь»?
Оборванец довольно хмыкнул, перевел развеселившийся взгляд на корчмаря и серьезным тоном произнес:
– Жаба хочет есть. Принеси горшок с водой и тухлое мясо. И чтобы мух побольше. И личинок. А мне – то же самое, только свежее. И кувшин вина.
Беглый царевич перевел на меня ошалевший взгляд и вдруг сокрушенно покачал головой.
– Нет, тащи бочонок. Здесь тяжелый случай, – добавил он.
Корчмарь побледнел, как мертвец, уронил нож на пол, быстро поднял, а затем пролепетал:
– Да-с, милейший. Конечно. Все будет в точности исполнено.
***
Вечер начинался не так уж и плохо.
В корчме было полным-полно смертных, но никто и близко не подходил к столику беглого царевича, словно он был огорожен забором из черепов.
Пока оборванец опустошал кувшин за кувшином, я слопала с десяток мух и даже пару личинок.
О, Чернобог!
Никто и никогда не должен узнать, как низко я пала, иначе моей славе великой, могущественной и прекрасной черной жрицы – конец.