Четыре тысячи восемьсот двадцать три удара его сердца – столько мы тащились в телеге по ухабистой склизкой дороге, окруженной стенами темного леса, а потом еще две тысячи четыреста пять ударов – по деревне, похожей на большой муравейник, в центре которой на холме стоял большой деревянный терем.
Когда-то давно он, видимо, был разукрашен яркими красками, а теперь – облез и покосился.
Пять тощих башенок венчали коричневые луковичные купола, из-за чего постройка больше смахивала на засохший букет тюльпанов.
Моя лягушачья морда, наверное, стало еще зеленее, когда я увидела, что весь царский двор завален навозом.
– Великий Тарнхолм, – с гордостью сказал возница, когда телега остановилась возле грубо сколоченных деревянных ворот, после чего беглого царевича швырнули в темницу, похожую на обитый железом коровник.
О, черные боги! Неужели все так и закончится?
– Мы все умрем, – вдруг задумчиво произнес немытый царевич, придя, наконец, в сознание. – Спаси нас. Ты же вроде мудрая жаба, колдовством наделенная. Поквакай и призови нечисть. Я хочу жить. А ты? Чего молчишь? Жить не хочешь?
Хорошая попытка, смертный, но я уже несколько тысяч лет как мертва. Если умрет этот носитель, я вселюсь в другой. Какая разница? Одной лягушкой меньше, одной лягушкой больше.
Его слова вдруг заставили меня задуматься.
О, черные боги, а вдруг я растратила всю свою личную силу?
Я не могу так рисковать своим бессмертием! Не для того я пролила реки крови и разрушила десятки царств, чтобы в итоге сгинуть навеки! Небытие подождет!
Итак, смертный, слушай меня, великую и могущественную черную жрицу!
Я никому и никогда не помогаю просто так, творить добро – ниже моего достоинства, но сегодня я сделаю исключение.
Ты отравник, поэтому выпей мой яд. Он временно превратит тебя в труп, а потом очнешься где-нибудь в помойной яме и сбежишь. Если тебя, конечно, не расчленят.
Оборванец, конечно же, ничего не понял из моих кваков, поэтому я прыгнула ему на лицо – прямо на рот, чтобы этот тупица догадался опустошить мой ядовитый желудок.
Вдруг произошло нечто чудовищное.
Его губы скользнули по моему липкому животу, и это было воистину отвратительно.
Надеюсь, Чернобог, ты сотрешь это воспоминание из Чертогов моей памяти.
***
– Твою ж мать! – выругался немытый царевич и сбросил меня с лица, после чего брезгливо отплевался и несколько раз вытер рот полой грязного кафтана.
Как будто мне было приятно.
Есть, конечно, шанс, что я выживу, но если ошибаюсь, то скоро нас живьем закопают в землю.
Или как сейчас принято у смертных? Сожжение заживо? Утопление? Четвертование?
– Из моей отрубленной головы точно сделают кубок, – вдруг насмешливо сказал оборванец, и я раздраженно квакнула.
В мои времена из головы царственной особы делали мяч, и две группы ритуальных смертников должны были забить его в ворота Чернобога или Белбога, после чего проигравших – убивали, а победителей – убивали с большими почестями.
– Ты постоянно квакаешь. Да у тебя язык без костей, – проворчал царевич.
– Что это с ним? – спросил один стражник другого, заглянув в зарешеченное окно темницы.
– Спятил на болотах, когда скрывался, – ответил ему кто-то.
Лязгнул замок, скрипнула дверь и в темницу вошли двое рослых мужчин в доспехах.
– Вставай. Пора на выход, царское высочество, – сказал один из них и вывел пленника на улицу.
Я обреченно поскакала за ними следом, чтобы не пропустить свою очередную смерть.
