(Не) Царевна-лягушка - страница 5



Кто будет бояться и уважать меня, если узнает, что я сидела на куче тухлятины в дырявом горшке?

– Итак, жаба, я достаточно пьян, чтобы начать разговор, – с усмешкой сказал грязный царевич и громко икнул. – Квакни, если поняла.

Я смерила его презрительным лягушачьим взглядом.

Мне не понравилось, что он дал мне такое унизительное прозвище.

Жаба!

Я великая и могущественная черная жрица! Владычица Храма Змей! Богиня тайн и черного колдовства! Хозяйка смерти! Мать ужаса! Жена мести! Сестра гнева!

Видимо, в порыве ярости я все же квакнула, потому что немытй с гадкой улыбочкой продолжил:

– Имя у тебя есть? – спросил царевич и опрокинул в себя чарку вина. – Квакни раз, если да.

Мое имя.

Я дико выпучила глаза на ухмыляющегося бродягу и поймала его испытывающий взгляд, словно нырнула в зеленую топь, покрытую ряской.

Вдруг из моей лягушачьей головы вылетело все, что я с таким достоинством и гордостью хотела сказать.

Мое имя?

О, черные боги. Кажется, вселение в лягушку чревато одним серьезным недостатком – короткой памятью. Как же меня, Тьма подери, зовут?

Мое имя!

Ну, такое яркое и сильное, внушающее ужас… Его все знали и боялись произносить в ночи…

Мое имя…

Я забыла.

– Проклятие! – выругался царевич, окончательно потеряв терпение. – Чтобы снять порчу, я должен узнать твое имя, ведьма!

Ну, что за глупый смертный?

Я вообще не занимаюсь причинением мелкого личностного вреда.

Мое предназначение – мор, чума и проказа, а также воскрешение мертвецов. Все это сделал с ним Чернобог, чтобы я, наконец, выбралась из болота. Жалкие людишки меня не интересуют.

– Постой-ка, не так быстро, – вдруг перебил поток моих кваков оборванец. – Так, может, ты злая ведьма, что лет двадцать назад жила на Мертвом болоте? Местные утопили ее. Как же ее звали? Точно. Бабка Суханка! Она присухами баловалась, мужиков губила. Так-так. Завтра отнесу тебя к Шемахе порчу снять. Мне забот и без жаб хватает.

Что за бред!

Я не бабка Суханка! На моих глазах Храм Змей оброс лесом и опустился на дно болота на двести локтей! Мне несколько тысяч лет!

– Не ори на меня, жаба! – крикнул царевич и грозно стукнул кулаком по столу, пронзив мою тушку свирепым хмельным взглядом. – Хватит на меня квакать!

О, Чернобог, вразуми этого пьяницу.

Грязный царевич внезапно успокоился и задумчиво почесал подбородок. Мне даже показалось, что он, наконец, что-то понял.

– Плохо дело. Совсем рехнулся. Спорю с жабой. Надо проспаться. Утро вечера мудренее. Эй, хозяин! Отведи меня в комнату. И жабу захвати. И ночной горшок, а то мне что-то совсем хреново…

Вдруг дверь в корчму с грохотом распахнулась, и в комнату ворвались два воина с мечами наперевес.

– Взять его, – приказал третий в кольчуге, войдя следом.

– Доброго здравия, царевич Мстивой, – заискивающим тоном произнес корчмарь и согнулся в раболепным поклоне. – Вот он здесь, как вы и предсказали. Мы подмешали дурман-траву в еду и напитки, как вы и велели. Теперь он совсем готовенький. С лягушкой, вот, сидит-разговаривает.

Голос… Кажется, я узнаю его.

Это он отравил немытого на болоте.

Глава 5. Последняя смерть

Оборванец успел спрятать меня в нагрудном кармане, когда его схватили воины Мстивоя, невысокого худощавого смертного с пепельными волосами и жуткой улыбкой, застывшей на его лице, словно маска. Люди в корчме шептались, что он злоупотреблял ядами, поэтому его так и перекосило.

А как перекосит оборванца, когда он проснется и узнает, что его везут на казнь?