Кругом ни зги – уснул Зелёный клин.
Ослепли деревянные дома.
Лишь спиртзавод не выдохся один —
Его трубой ревёт ночная тьма.
Завод ни в ночь, ни рано поутру
О песне никогда не забывает.
Над ним волною ветер завивает
Всё круче дух картошки на пару.
Там варят медицинский препарат
Или хмельное огненное зелье.
Его хозяин сказочно богат,
Ведь в зелье том – и горе, и веселье!
Такого снега не бывает,
Такого ветра не найти —
Пропали торные пути.
Одни сугробы впереди,
Да степь
Как пустошь меловая.
Столбы шагают напрямик,
Столбы в метельный сон
Уводят.
Им доверять не стоит, вроде,
Они потворствуют погоде,
Ловя и множа
Ветра крик.
Поля ожившие страшны,
Как раскачавшиеся горы —
В свои кипящие просторы
Принять готовы полстраны.
Не полстраны, а всю округу!
Просвета нет и света нет.
И мы кричим,
кричим друг другу,
но без надежды на ответ!
Качнувшийся в реку скалистый обрыв.
Солнце, ветер, тень.
Бритую голову наклонив,
Смотришь ты в долгий день.
Там, под обрывом, бушует река,
Камни катя вниз.
А у подножия греет бока
Старый корсак – лис.
Вёснам давно потерял ты счёт.
Вечен покой твой.
Пусть ураганный ветер поёт
Прямо над головой.
И потому ты не будешь знать
даже на час вперёд —
первая трещина – смерти знак —
где и когда пройдёт.
Носится безумная старуха-
вздорная ночная завируха.
То кричит, незрячая, сычом,
то зацепит дерево плечом.
Космами дорогу подметая,
обещает ветру: «Я – святая!»
Но за то под окнами она
запевает вкрадчиво: «Грешна!»
А под утро вруша – завируха
засмеётся весело и глухо,
и, парик откинувши седой,
станет белоснежно молодой!
ДЫХАНЬЕМ ГОРОДОВ ОТРАВЛЕНЫ
Дыханьем городов отравлены,
берут снега Россию в плен.
Гудят столицы и окраины
от непогод и перемен.
Ах, вот уже всё переменится —
вот-вот возвысится Добро!
Там, наверху, большая мельница
всё мелет, мелет серебро.
Оно опять на Землю падает,
как сто и триста лет назад.
А в темноте под эстакадою
молчит пустой забытый сад.
А в нём насыпаны, насыпаны,
как это будет через век,
под карагачем и под липами
сухие листья, мусор, снег.
Да, я нарушила Закон,
пойдя наперекор.
Был Знак мне, Знак
их тех Времён,
из тех незнаемых Времён,
из дальних-дальних гор.
Меня позвал
в летучий сон
Любви волшебный хор.
Был голос мне
из тех Времён,
из тех незнаемых Времён,
из дальних —дальних гор.
Но я забыла поутру
что пел полночный хор.
И мне казалось —
я умру.
И слово странное
«гуру»
блуждало в недрах гор.
Майский снег
по живому, зелёному
Ослепительной дробью сечёт.
Травяными древесными стонами
Сад израненный в бездну влечёт.
В голубую, слепую, бездонную,
Где снега зарождаются сонные,
где и гром – тишина!
И любовь —
Как война!
Где обратно
Послушно текут времена.
Где в каком-то святом,
Очень узком кругу
Безобразный фантом
Погибает в снегу.
Не увидишь конца,
Не услышишь: «Прости!».
И черёмуха снегом
Устала цвести.
У кладбища,
где горочка крутая,
где долго-долго снежники не тают,
там девочка оплакивает брата.
Ей кажется —
оттуда нет возврата,
Ей кажется —
там мёртвые рыдают.
Но это ей мерещится порою —
лишь тишина над грустною горою.
Лишь запах вод
с реки приносит ветер-
его ни с чем не спутаешь на свете.
В четыре года трудно быть сестрою,
стоять и ждать с горючими слезами,
с закрытыми от ужаса глазами,
и вдруг увидеть братову рубашку,
накинутую просто – нараспашку,
его вихор с льняными волосами.
И словно в свет ступив из темноты,
себе не веря, крикнуть: «Это ты?»
