Не погибнет со мной - страница 28



С любопытством поглядывали на ЭнТэ, что нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ожидая главного разговора. Ну, а Кибальчич, давно усвоив крестьянскую манеру общения, не торопился и лишь выставлял книжечку в рассчете, что сама привлечет внимание, как необычный предмет. И, наконец, Притула поинтересовался: «Что за книжка у вас, барин?» Тут Кибальчич и предложил взять, почитать. А понравится – оставить у себя или передать другому.

Когда возвращались, помрачневший ЭнТэ сказал:

– Вы должны были сделать это месяц назад. Совсем иной получился бы разговор.

– Какой?

– Деловой, – сердито ответил ЭнТэ.

Развеселился он только, когда, возвращаясь лесом, вдруг увидели двух старух, улепетывающих от них в чащу. ЭнТэ засвистал, заулюлюкал, а потом сказал:

– Не думаю, что они приняли нас за разбойников. Признайтесь,


Кибальчич, лес – ваш? Не пускаете крестьян по ягоды?

Кибальчич смущенно молчал. Действительно, Мария запретила крестьянам собирать ягоды и вообще ходить в лес, опасаясь пожара, поскольку был случай: уселись мужики покурить табаку на лесной поляне, раздули костерок – быть бы большому пожару, если б не гроза с ливнем.

–– Ничего, Кибальчич, не переживайте. Скоро народ снимет камень с вашей благородной души. Грядет черный передел!

В таком вот виде – барчука, дармоеда и захребетника – выглядел он в глазах ЭнТэ.

На другой день собрались к Григорию Иващенко, на конюшню. В этот раз решили сперва заинтересовать книжкой, почитать, а уж потом оставить.

Получилось удачно, кроме Иващенко в конюшне оказались Володька и Еремей Стефанюки – все из той же многолюдной семьи. Иващенко был озадачен, показывал лошадей, стойла, упряжь, что аккуратно висела на стенах, и беспокойно поглядывал раз за разом: чего приволоклись панычи? Стефанюки, сидя на хомутах, тоже взирали с любопытством – не столь на панычей, сколь на Иващенко, что ходуном ходил от старательности и рвения.

Тут-то и предложил ЭнТэ почитать им сказку. Хотите? Еще как хотим, – был ответ.

– Сказку читай да на ус мотай, – значительно произнес ЭнТэ эпиграф.

Кибальчич тоже снял со стены хомут, сел в стороне, чтоб видеть всех сразу. Необыкновенно бодрое выражение сияло в лицах, понятливое, толковое. Читал ЭнТэ хорошо, внятно, с тайной злостью, печалью, иронией. Мужики вздыхали, качали головами. И вдруг ЭнТэ прервал чтение.

– Понятно? – испытующе поглядел в лица.

– Понятно! – дружно закивали, отозвались хором,

– Похоже на вашу жизнь?

– Ясно, похоже. Все, как у нас.

– Ну, а дальше читайте сами, – сказал ЭнТэ. – Книжку мы вам оставим. Что непонятно, объясним.

– Почитаем, – отозвались Стефанюки. – Гришка у нас грамотный.

С тем же недоумением и проводили, с каким встретили.

– Вот так надо говорить с народом, – назидательно произнес ЭнТэ.

Кибальчич не ответил. Одно знал: ни слова из сказки не слышали мужики. Только об одном думали во время чтения: чего пришли?

Еще грамотен был второй денщик брата Емельян Беспальченко, повар. Но, поглядев на него, настороженного, запаренного, решили книжку ему не давать – этот читать не станет: сыт и на сегодняшний день хорошо устроен. Больше грамотных не было, оставалось ждать, какое движение произведет «Сказка» в душах.

Тем временем решили продолжить знакомства.

Побывали у учителя Трусевича, у второго землевладельца Жорницы господина Артамонова – человека чрезвычайно гостеприимного, но, видно, скорбного умом, постоянно вскрикивал, наполняя рюмки наливкой: «Господа студенты, образование это – все!», у священника Олтаржевского. Все, истомленные деревенской скукой, принимали охотно, не задерживаясь возвращали визиты, и только отец Наркисс вдруг усомнился в том, что ЭнТэ тот, за кого себя выдает, а успокоился лишь когда увидел студенческий билет на имя Николая Тютчева. Очень сомневался в том и Кибальчич, однако не устраивать же допрос гостю? Ну, а что касается билета… За пять-шесть рублей можно приобрести паспорт и купца третьей гильдии, и потомственного дворянина.