На следующее утро прощаясь с князем, атаман заверил, что во все верхние донские городки посланы письма с предостережением атаманам: в сыске и выдаче беглых людей быть послушными. Когда начался редкий осенний дождь, отряд тихо-мирно и без барабанной дроби покинул Черкасск. Солдаты без лишнего шума и гама ступили сырую и неуютную дорогу. Впереди шли всадники, за ними старшины, позади тащился обоз. По ночам на небе из-за тяжелых туч не светило ни одной звезды. Было темно как в преисподней, невозможно было разглядеть, что находилось впереди. Редкие факелы выхватывали из тьмы лишь фигуры солдат и лошадей.
Осенние дожди размыли все дороги и тропы. Длинные фуры неуклюжими колесами вязли в непролазной грязи. По не просыхающей дороге копыта коней разъезжались. Ездовые от злости матюгались и без конца били нагайками рысаков. А дождь то усиливался, то затихал, то останавливался. На привалах невозможно было разжечь костры или укрыться от холодного дождя. На то, чтобы приготовить пищу или устроиться на ночлег не оставалось сил. Измотанные солдаты с трудном переносили тяготы. Не помогали ни крики Долгорукого, ни угрозы его офицеров.
– Становитесь впереди колонны, – указал казакам Долгорукий, поставив коня поперек дороги.
Растянувшись на большое расстояние, царский отряд едва поспевал за черкасскими казаками. Скоро они добрались скрытными дорогами в Манычский юрт и в Багаевскую станицу, где князь схватил небольшое количество беглых людей. В ходе допроса Долгорукий установил, что у шестнадцати задержанных женщин мужья находились в военном походе против Швеции. Передав женщин под расписку атаману Багаевской станицы, князь направился в Герасимовую Луку, расположенную на реке Деркул, но в опустошенном городке князь никого не обнаружил.
– Волоките ко мне атамана! – жестко потребовал Юрий Владимирович и когда по его требованию старик явился, грубо спросил:
– Есть в твоем городке беглые люди?
Атаман охотно подтвердил, что есть и привел дряхлого деда.
Побагровев от торопливых действий атамана, Долгорукий удивленно приподнял тонкие брови и сквозь зубы заорал:
– Ты кого ко мне привел? Он скоро богу душу отдаст.
Атаман развел руки в стороны: более никого нет. Князь едва удержался от того, чтобы не расправиться с ним на месте. Лишь нехватка времени, да подкупающая тихость, не подходящая ни к одному атаману, спасла старого казака от неминуемой расправы. Старик действительно представлял собой резкий контраст с другими, как на подбор ретивыми атаманами.
– Почему городок пуст? – продолжил орать князь, поливая атамана отборной руганью: – Где твои люди? Отвечай, тать!
– Я не знаю куда они девались, – извиняющимся тоном ответил казак.
– Врешь, пес. – крикнул князь и его крылья носа от злости раздулись. – Сам то ты кто?
Застывший в удивлении атаман с гордым чувством ответил, что урожденный казак, но на румяном лице Долгорукого отразилась брезгливая усмешка.
– Сволочь ты, а не казак. Благодари Бога, что мне не до тебя.
– Пускай спасет тебя Христос князь! – согнулся в поясе старик.
– Прочь с дороги пока кнутом не огрел!
Добравшись через неделю до Мелехова городка, Долгорукий изловил двадцать беглецов и пришел к выводу, что так ему указ Петра I до зимы не исполнить, поэтому разделил свой отряд на четыре части и пустил по разным направлениям. Один отряд во главе капитана Плохова двинулся вверх по Дону до Паншина городка, другой капитана Киреева направился от Паншина до Донецкого городка, третий капитана Тенебекова пошел к Медведице и Бузулуку. Сам же Долгорукий во главе четвертого отряда отправился на Северский Донец и запольные реки.
