***
Вернулся с работы Юра. Не помыв руки, схватил блин и запихал в рот.
— Ну, Юра, мы же договорились, что ты на диете, — упрекнула Настя. — Я тебе грудку запекла с овощами.
Он покосился на неё и демонстративно сожрал ещё один блин. Потом ещё парочку. И отправился раздеваться и мыть руки. Он и в юности был пухлым, а к тридцати годам перешагнул рубеж в сто килограммов. При невысоком росте это выглядело отвратительно: рыхлое нездоровое тело, огромный живот. Настя заботилась о муже, готовила диетические блюда, но Юра с неохотой жевал курогрудь и кривился на цветную капусту. Пил пиво литрами. Иногда Настя отчаянно, до острой боли в сердце, жалела о замужестве. Ничего у них не получилось. А теперь и не разведёшься: Юра был совладельцем квартиры. И никуда он отсюда не уйдёт — будет, как Шариков, сидеть на своих законных квадратных метрах. Ему некуда идти: тётя Лена сына домой не пустит, а на аренду ему не хватит. Честно говоря, всё, что он зарабатывал, уходило на его прокорм.
Вечером она легла в постель поближе к краю и натянула одеяло до ушей. Ей не хотелось ни прикасаться к мужу, ни целовать его, ни заниматься сексом. Во-первых, Денис ещё не спал. Уткнулся в телефон, хотя Настя трижды просила прекратить болтовню с друганами. Во-вторых, Юра её не возбуждал.
Вспомнился Лёша. Их страсть, сумасшедшее влечение, поцелуи в метро, долгие и неумелые ласки в подвале гаража. И первый секс на полу у камина в финском домике. Ничего более сексуального она с тех пор не испытывала. Это были её лучшие интимные воспоминания. Вся жизнь после расставания с Лёшей превратилась в унылое дерьмо и беспросветную тоску.
В её памяти он оставался пылким и прекрасным, но после дневного разговора она осознала, что прежнего Лёши нет. Она любила его восемнадцатилетним, ещё несломленным, полным надежд. А тот стильный, элегантный, неприлично богатый и при этом морально раздавленный мужчина, который поджидал её в туалете на тридцать третьем этаже, — он не был её Лёшкой. Всё разбилось — и влечение, и воспоминания, и хрупкая человеческая жизнь.
И теперь почему-то серые глаза заслонили образ Лёши Веснина. Они казались более реальными, чем юношеская любовь. Кто-то же ждёт этого мужчину домой, подумала Настя, уплывая в сон. Кто-то жарит ему котлеты, гладит рубашки. Кто-то же спит с ним, в конце концов.
И не только спит, а занимается любовью…
Он пришёл к ней под утро в смутном предрассветном сне. Скользнул под одеяло и властным жестом раздвинул ноги. Вставил в неё большой толстый член и начал двигаться. Настя проснулась и, дыша сорвано и жарко, сунула руку в пижамные штаны. Перекатилась на бок, судорожно стискивая руку бёдрами, и закусила уголок подушки, чтобы ни один стон не просочился сквозь сжатые зубы. Оргазм потряс её, как мощный разряд тока.
А когда на следующий день человек с серыми глазами зашёл в обувной супермаркет, она покраснела, как спелый помидор.
5. 5. Гори в аду, Батагай
Батагай
Весна погиб. Его пленник, его заложник и жертва, его палач и мучитель, его любимый солнечный мальчик. Алёшка. Весна.
Как больно.
Когда его привезли в колонию, все уже знали, что привезли молоденького смазливого петуха. Его опустили ещё на воле. Он перешёл дорогу какому-то баклану Пече, тот сунул мальчику в рот свой грязный член и поплатился за это. Весна одолжил у папы-полковника пистолет и застрелил обидчика. А потом сжёг в тачке. Все так думали сначала. Позже выяснилось, что баклана замочили свои же кореша, а гильзу и пулю, выпущенную из полковничьего пистолета, Печа таскал в кармане как сувениры. Они звенели, ему нравилось. Когда шмотки сгорели, гильза и пуля скатились под ноги трупу — нежданный подарок идиоту-следаку. Тот отдал улики на экспертизу и — ба! — дело раскрыто! Найдено орудие преступления, мотив и сам преступник — мстительный студент-первокурсник, затравленный гопниками. В рекордные сроки студент отбыл в Архангельскую область, а следак получил премию.
