Пришлось напрячь людей в Питере, чтобы докопаться до правды и заставить настоящих убийц сдаться ментам. Они сдались, разумеется. И Весну выпустили. Но прошло два года, и это был уже не тот мальчик, что раньше. Нет, его не петушили все подряд, он обслуживал только одного человека — своего покровителя. За всё в этой жизни приходится платить, и Весна платил — своими нежными губами, узким неразработанным задом, руками и глазами, всем телом, всей душой. Он привык к сексу с мужчиной. Научился кончать без рук и отдаваться, как похотливая сучка. Научился быть верным и благодарным. Вот только любить не научился.
Кого же он любил? Дедушку, который умер той весной, когда внука посадили, маму, не смевшую пикнуть без разрешения мужа-полковника, и какую-то девицу. Какую-то никому не известную девицу — бесплотный фантом, незримо присутствовавший везде, где бы они ни находились. Даже в спальне! Эту девицу невозможно было вытрахать из Весны, сколько ни трахай. Она сидела глубоко — членом не достать. И имя её он никогда не произносил — ни трезвый, ни пьяный, ни накуренный, ни в пылу жестокой ссоры, ни в пылу страсти. Эту девицу он хранил в своём сердце, как в могиле. Да и чёрт бы с ней, если бы не слова в записке: «Я ухожу туда, где смогу быть рядом с ней».
И где же это волшебное место? В раю, конечно, где же ещё! Все петухи попадают в рай — это всем известно, прямо-таки народная мудрость. А ты гори в аду, Батагай! Нет, Весна этого не написал, но и так было понятно.
Где коньяк?
Рай для Весны там, где она.
Как будто это она вытащила его из колонии, купила билет бизнес-класса до Лондона и оплатила самое престижное образование! Как будто она подарила ему новую жизнь — на свободе, с чистой биографией и кучей бабла. Как такое возможно? Любить не живого и страдающего человека рядом, а высохшую мумию в запертом на сто замков сердце? Хотелось орать и крушить всё вокруг — взять бейсбольную биту и разнести нахрен этот несправедливый, жестокий ублюдочный мир. Но не Весну. Фарфоровых мальчиков трогать нельзя, они слишком хрупкие. Разобьются на тысячу осколков, и каждый из них вонзится в твоё тело, как разрывная пуля.
При падении с сорокового этажа осколков много…
Где коньяк?!
Почему не приходит опьянение?!
Дайте что-нибудь посильнее, чтобы выдержать эту боль!
Не ради неё ли он крысил деньги последние пять лет? Подозрения зрели давно, пришлось нанять специалистов. Тайная и очень осторожная аудиторская проверка показала, что из «Весны Груп» давно утекали деньги в неизвестном направлении. Сомнительные сделки, сомнительные договоры, сомнительные счета. Заметил ли Весна, что за ним установили слежку? Он никогда не оставался один, без охраны. Даже в Лондоне за ним присматривали Псих и Конь — не столько из страха покушения на казначея авторитета, сколько из желания уберечь пацана от импульсивных необдуманных поступков. Чтобы не сбежал от своего благодетеля. Весне хватило бы дерзости устроить игру в прятки и догонялки по всему Соединённому королевству, поэтому Псих и Конь стали его персональными тюремщиками. В Питер Весна вернулся смирившимся и покорным — понял, что нельзя избежать своей судьбы. Он добровольно вошёл в золотую клетку и больше никуда не рыпался. Или рыпался, но по-другому? Не изменяя, не устраивая забастовок в постели, не пытаясь сбежать, а — воруя деньги из общака?
От него всего можно было ожидать, но крысятничество? Зачем? У него было столько личных денег, что хватило бы на несколько жизней. Хоть ртом жуй, хоть пачками в жопу засовывай. Разве он не знал, что братва делает с крысами? В какое отчаяние и безрассудство надо впасть, чтобы крысить деньги у своих? За это убивают! Он прекрасно об этом знал — и наказал себя сам. Ему ещё не предъявили обвинение по результатам аудиторской проверки, а он уже вынес смертный приговор и привёл его в исполнение.
