(не) прости и (не) прощай - страница 21

— Он не мой, — вставила я.

— В общем, очень крутой мужик. Денег столько, что если перевести их в золотые монеты, то он может, как дядюшка Скрудж, построить себе хранилище и заныривать в них, словно в океан.

— Замечательно, представляю, что он за человек, — скептическип произнесла я.

— Богатый не значит плохой, — возразила Машка.

— Ну да, все они розовые и пушистые.

— Кстати, о его личной жизни я ничего толком не узнала. Он ее не афиширует.

— Наверняка женат, — скривилась я.

— Вроде бы был, но реально мало информации. А что, тебя это волнует? — хитро взглянула на меня подруга.

— Нет. И вообще, отстань от меня со своим Островским. Лучше расскажи, как у тебя дела?

— Да как у меня, как обычно, — зевнула подруга.

На людей, кто ее плохо знал, моя Мария производила впечатление весёлой, задорной, вечно жизнерадостной разбитной девицы, которая порхала по жизни как стрекоза. На самом деле это было только видимостью. Машка была фигурой публичной, работала в крупном издательстве, вела литературный блог, поэтому постоянно зависала на культурных или околокультурных мероприятиях. Но беззаботной она не была и, в противовес тем, кто думал, что она легко вступает в ничего не значащие связи, наоборот, относилась к каждому новому ухажеру как к последней любви в своей жизни. Ухажеров было много, влюблялась она часто. Правда, допуск к телу получал мало кто. Машке как-то не везло с выбором мужиков. Вообще, не везло с мужиками: то алкоголик, то абьюзер, то нарцисс, то эгегей. Хотя какой тридцатилетней женщине в наши дни везло с мужчинами. Мне, что ли?

— Значит, своих на все лето отправишь на юг, а сама будешь облагораживать дом Спартака Александровича Островского? — снова подколола меня подруга.

— Своих отправлю точно, — вздохнула я. — И да, придётся работать на этого Островского.

После того как мы покинули его кабинет и добрались до офиса «ДекорДо», я изучила то, что пропустила во время встречи. У Островского действительно был необычный проект. Он выкупил в Подмосковье старинное имение, которое до революции принадлежало каким-то дворянам. Целый век дом стоял в запустении, и от него мало что осталось. Островский дом отстроил по старым чертежам и проектам и теперь хотел воссоздать интерьер под старину. Его не интересовал современный дизайн интерьеров, ему хотелось аутентичности. Князем он, что ли, себя возомнил? Работа предстояла сложная и огромная, но меня это заводило. Я и правда никогда не делала ничего подобного раньше, но очень хотела попробовать свои силы.

— Кстати, — вернулась я к разговору с Машкой. — Мой новый босс — бывший муж теперешней жены моего бывшего мужа.

— Звучит круто! — засмеялась Машка.

— Ты знала?

— Нет, но мой знакомый, тот самый, что тебя рекомендовал твоему новому начальнику, намекнул, что тот знает Снежану.

— Ага, он меня и взял, узнав, что я Снежане дорогу перешла.

— Какая всё-таки мразь эта Снежана, — фыркнула Машка. — Увела у тебя мужа, а теперь ведёт себя так, будто ты у неё бизнес украла.

— Дмитрий Иванович, мой шеф, вчера разоткровенничался и сказал, что Снежана — амбициозная сука. Если бы ты видела моего начальника, то удивилась бы услышать от него такое. Он очень интеллигентный человек.

— Как же его угораздило жениться на этой хабалке, прикидывающейся благородной дамой? — удивилась Машка.

— Вот именно, что хабалка.

Дмитрий Иванович встретил Снежану, когда учился на последнем курсе университета. Он был коренным москвичом из очень хорошей семьи, а она приехала из какого-то села поступать в вуз. Там они и познакомились. Дмитрий Иванович влюбился, а уже через год они со Снежаной поженились. По настоянию Снежаны Дмитрий Иванович не стал работать по профессии (он был архитектором), а подался в торговый бизнес. В те годы на нем легко было подняться. Они и поднялись, а Дмитрий Иванович и не заметил, как все дела к рукам прибрала молодая супруга. В двухтысячных они развелись. Дмитрий Иванович остался и без жены, и без фирмы: Снежана подгребла под себя все до такой степени, что первое время брошенному незадачливому мужу приходилось в буквальном смысле слова жить на хлебе и воде. Зато сама Снежана с тех пор процветала.