– Я на вас не злюсь, – сказала Марина. – Искать отца – не моя инициатива. Это он подбил меня его…
– Понятно, Марина, – перебил ее Евтеев. – Мое поведение на сущность вопроса не влияет. А он по-прежнему касается твоего отца. Не взрывов. Или перейдем к ним?
– Лучше давай об отце, – сказал фермер. – Если ты не будешь выпытывать у нас, куда он делся, мы тебе о нем что-нибудь да расскажем. Как он с Мариной приходил к нам на Старый Новый Год. Как советовал мне бороться с колорадскими жуками.
– А о взрывах? – спросил Евтеев.
– Ну, а что взрывы… кто-то взрывает, кто-то гибнет – жизнь идет. Что о ней скажешь… не слишком она распрекрасная. У Марины отец как сквозь землю провалился, у меня жена… мать Бориса. Сын боится худшего, но я-то догадываюсь, у кого она прижилась.
– У лесника Филиппа? – спросил Борис.
– Тише, сын, сдержанней… не распаляй ты меня. Я и без того… вы у нас поедите? Мы бы вам покормили.
– Поедим, – сказал Евтеев. – Чем угостите?
– Деревенским примитивом, – ответил фермер. – Однако занятную компанию за столом я вам обещаю.
НЕ СМУЩАЯСЬ удивленных гостей, Рашид и Махмуд неудержимо освобождают свои тарелки от наваленной в них гречневой каши с жилистым мясом; Евтеев разрезает мясо ножом, Борис никак не может прожевать кусок, засунутый в его рот полностью, Марина Саюшкина ест мясо без ножа и без проблем.
Фермер Катков, обходя с кувшином вокруг стола, подливает всем молока.
– Добротный еда, качественный, – сказал Рашид, – сготовлен чудесно, животу только радоваться, за стеной такой холод, а мы сидим, кушаем, все вообще в тепле, никому плохой слово не говорим, гостю улыбаемся, девушке улыбаемся…
– Девушка нам известный, – сказал Махмуд. – С ее папа она к приходил, а без папа не был. Где твой папа?
– Он потерялся? – спросил Рашид.
– Как твой мама? – спросил Махмуд у Бориса.
– Да ешь ты, – процедил Борис. – Не напрашивайся.
– Я не прошу, не напрашиваюсь, – сказал Махмуд. – Зимой делов маловато, но, когда не зима, мы трудимся без передыха. На русском есть фраза… от зари до зари. Фермер спуску нам не давать, и мы спину не разгибать, ленивый нас не назвать! Кто не надрываться, тех фермер у себя не терпеть. До нас ты сколько с матом прогнать?
– Шестерых, – ответил фермер. – Нанимал по двое и три раза не угадывал. Те еще были трутни.
– По шестнадцать часов в день не выдерживали? – осведомился Евтеев.
– Двадцать четыре минус шестнадцать получается восемь, – сказал фермер. – Для сна больше и не надо.
– Да, – кивнул Евтеев.
– Все подсчитано, – промолвил фермер.
– Организация производства у вас на высоте, – сказал Евтеев.
– А как иначе, – сказал фермер. – Научная основа заложена.
– Мы учебу не знаем, – сказал Рашид, – и спорить с тобой нам нечем, но умный люди не стал бы тебе советовать, чтобы человек, как мы, подыхал бы у тебя на ферме из-за того, что ты хочешь деньги, и в убыток ты не собираешься – выжимаешь из нас до последний. Для себя мы не оставлять и чуть-чуть – все для тебя, для тебя мы на пашне, снова для тебя мы с рогатыми: не чертями, с коровами, черти же нас не лягают, а они целятся в нас – как копытом, так и в нас… мы же…
В комнату заходит неказистый мужчина с глубоко посаженными глазами и припорошенной снегом козлиной бородкой – Алексей Кириллович Саюшкин.
Отца Марины здесь не ждали.
– А где представитель государства? – спросил Саюшкин.
– Ты бы, Алексей Кириллович, сначала поздоровался, – сказал фермер.
