– Нет, нет, что ты! Это обычные вещи, но люди не понимают для чего они, и вы с Ионой не сможете объяснить. И кто-то назовет это игрушками дьявола, а ты понимаешь, чем это грозит вашей семье? – взяв за руку Давину, продолжала Таня.
– Хорошо, хорошо, только не обманывай меня, прошу тебя, расскажи мне – что это?
– Это надевают на голову, когда ездят на лошади. Если ты свалишься, то не разобьешь ее в кровь. Поняла? А еще там есть прозрачная штучка, чтобы ветер и дождь не мочили лицо. Это обычная поделка, как седло или… – Таня осмотрелась, но ничего, с чем бы можно было сравнить шлем, она не увидела.
– Я сделаю как ты сказала. Но все равно… Не хочу, чтобы они забрали тебя – ты спасла меня и моего ребенка, Таня, – обняв новую подругу искренне сказала Давина.
– Мы не имеем права выбирать, ты это знаешь. Помнишь, что я делала, чтобы повернуть ребенка? Твои руки помнят, как он лежал? Ты можешь делать это со следующим. Я надеюсь, что смогу вернуться к вам когда-нибудь.
– Пусть Бог бережет тебя, фея полей! – поцеловав в макушку, сказала Давина и вышла из сарая. Таня присела на сено и прислушалась к себе – внутри была пустота, безэховая камера, в которой звуки стали четкими, мысли моментально обретали границы и смысл. Сейчас ее интересовала только техническая часть жизни – ей нужно было идти вперед. Мысль, что вернуться она не сможет, Таня просто отметала – это было слишком больно.
Таня проснулась сама – слишком громко мужчины галдели возле реки. Вчера она снова заснула в сарае, думая о том, что Костя сейчас так и сидит под деревом, и скорее всего, рана на руке сейчас выглядит хуже.
Иона уже приготовила кашу. Грегор и Дуги отнесли ее к реке – к лагерю, который сейчас собирался в дорогу. На берегу горело множество костров, густой стелющийся дым от них делал туман над рекой еще гуще. В воздухе было столько влаги, что волосы и одежда на улице моментально становились тяжелыми.
– Как только станет суше, вы выйдете, так сказал Уильям, – заметив Танино замешательство, произнесла Иона. – У нас так теперь будет каждое утро, пока не настанут холода, – женщина подошла к Тане сзади, и притянула ее к себе за плечи. – Девочка, я сделала все что смогла, но Уильям меня даже слушать не стал.
– Все хорошо, Иона, не переживай. Я надеюсь добраться до Глазго и найти своих родственников. Если их нет в живых, мне нужно придумать как жить дальше. У вас есть двое мальчишек, которые сейчас, оставшись без старшего брата и отца, станут старше и серьезнее. Берегите с Давиной друг друга, Иона, берегите малыша. Если я смогу, я обязательно вернусь к вам.
– Это твое, Таня, – сказала женщина, протянув мне узел, который должен был быть у Кости. Значит, ей отдали то, что унес он. Таня опустила глаза, потому что в этом же свертке был сворованный у них нож и плед. Женщина заметила ее смущение, но подошла ближе и подняла ее подбородок, и глядя в глаза строго сказала: – Если бы ты не вернулась тогда, зная, что можешь помочь, я прокляла бы тебя, а сейчас, это самое малое, что я могу дать тебе в благодарность.
Таня обняла ее, жалея о том, что раньше не разглядела в этой сухой, и даже, как тогда ей показалось, злой женщине, твердую, но справедливую натуру.
– Он будет тебе плохим мужем, не жалей его, думай о себе, потому что в этом человеке нет любви. Уильям не позволит своим людям обидеть тебя – я говорила с ним сегодня ночью, пока Грегор спал. Он обещал мне, Таня, а его слово всегда было крепко, – с этими словами Иона отстранилась от Татьяны, и пошла к дому, где плакал малыш.
