Не смотри в мои глаза - страница 9



– Нана, ты забыла кофе! Марта говорит, что нужно выпить для храбрости!

Сдерживаю смешок и делаю мысленную пометку, поговорить с подругой о воспитании детей.

– Спасибо, Майки. Я разволновалась и забыла.

– А почему ты волнуешься?

– Я устроилась на новую работу и переживаю, что не справлюсь!

Он хихикает и внимательно смотрит на меня. Я жду, когда он что-то скажет на это. Но его ещё больше распирает от смеха, хоть он и пытается сдержаться. Не выдерживаю:

– Что тебя рассмешило?

Он качает головой, не признаваясь. Но обычно этот жест означает: попроси меня получше.

– Майки-и-и-и, – тяну я, придав голосу серьезные нотки, но подхожу ближе и начинаю щекотать.

Он заливается смехом и сдается:

– Скажи им, что ты не е…э…как же там, а, не ебанутая палочка и можешь работать без электричества, но если будут тебя раздражать, ударишь током.

Я на миг столбенею, услышав мат из уст ребенка, краснею, но потом разражаюсь таким смехом, вспоминая ситуацию, о которой говорит Майки, хоть и не понимает сути и значения слова. Когда я в очередной раз ругалась с его воистину ебанутой воспитательницей, то не сдержалась и обозвалу эту дуру не слишком цензурно. Майки услышал и пришлось объяснять-оправдываться, что я просто хотела сказать, что эта тётя эбонитовая палочка, он узнает о ней в школе, когда вырастет, наэлектризовалась и ведёт себя, как будто её током ударило! Конечно, я слежу за речью при ребёнке.

Обнимаю Майки – долго, крепко, он сопит, но не вырывается.

– Посмотришь пока мультики, Марта придёт через 15 минут, а мне надо бежать, а то опоздаю.

– Задержишься, – бормочет брат.

– Что? – не сразу понимаю, мысли уносят не в ту степь, начинаю думать, что мне придётся задержаться дома до прихода Марты, но Майки возвращает меня в реальность.

– Правильно не «опоздаю», а «задержусь».

Может, я сейчас заплачу? Что может быть трогательнее, чем сцена, где пятилетний брат проводит сеанс терапии для старшей сестры. Слишком рано пришлось ему повзрослеть. И как же мне хочется продлить его детство, дать ему всё…

Глаза сухие. Тяжело вздыхаю, улыбаюсь Майки и машу на прощание.


Если сейчас эта рухлядь, которая в накладной, скорее всего, числится как новый высокотехнологичный автобус, не тронется, я опоздаю. Шикарно. Уволена, не проработав ни дня. Может, я пешком быстрее добегу? Что лучше: опоздать на несколько минут или ворваться вовремя, но растрепанной и бездыханной?

В итоге – оба варианта одновременно.

Я врываюсь в холл, и охранник, кажется, хочет перекреститься. Но я завидую его выдержке, он улыбается мне. Возможно, просто сдерживает смех. Еще бы, в холле вижу себя в зеркало: волосы растрепались и выползли из-под резинки, дыхание сбито, нос покраснел от ветра. Прекрасно. Шпильки предательски цокают по полу, и я ощущаю себя воробьём на деловой встрече орлов.

По пути меня встречает Евгения Григорьевна, выдаёт бейдж, папку и, ускоряя шаг, выпаливает на ходу:

– Срочно в кабинет к Арсену Тимуровичу. Он уже ждёт. С утра злющий как собака, чуть не сорвалась встреча. Вот, – вручает мне ещё одну папку. – Там документы для делегации, тебе нужно их подготовить.

Не дав мне и вымолвить слова, задать вопрос, что подготовить и как, Евгения сворачивает в сторону отдела кадров.

Мой первый день. Ни объяснений, ни инструкций. Только имя Арсен Тимурович звучит, как приговор.

Я влетаю в приёмную, но замедляюсь, словно впереди минное поле. Дверь в его кабинет приоткрыта, и я замечаю, как он стоит у окна. Высокий, с идеальной осанкой, словно выточен из мрамора. Свет скользит по линии плеч, подчёркивая точёный профиль. Костюм сидит на нём безупречно – не просто по меркам, а как будто сшит на вдохновении. Бросаю документы на свой стол, стараюсь быстро привести волосы в порядок, восстановить дыхание и делаю шаг в кабинет.