Не смотри в мои глаза - страница 11

Мог, но для чего? Во имя чего и за счет чего? Отец был лучшим. Но только в бизнесе. А для семьи? Да и была ли – семья. Мой терапевт говорит, что мне навязали модель семьи и нужно сломать, переписать сценарий. А как? Если мне 27, а я не способен даже построить хоть какие-то отношения с женщиной. Если бы в нашем обществе у мужчин не было негласного карт-бланша, меня ещё месяц назад вполне можно было назвать шлюхой. Но в мужском роде почему-то это слово приобретает другую форму и читается как «альфа-самец», причем с положительной коннотацией. Вот вам магия вне Хоггвартса. Или как в фильме «лёгким движением руки слово «шлюха» превращается, превращается…»

Где-то чувствуется полнейшее надувательство, но мне ли совершать революцию? Я не создан для семьи, потому что не знаю, как быть лучшим для кого-то. Как заставить охладевшее к жизни сердце биться ради кого-то. Оно замерло с последним вдохом матери, единственной, к кому я испытывал хоть что-то похожее на любовь. Хочется вернуться в прошлое, встряхнуть и отца, и мать и заорать: научите меня любить!

Но знали ли они сами, что такое любовь? Я знаю, как она выглядит со стороны – смотрю на своего друга Айдара и его жену и вижу эту любовь. Или же несколько минут наблюдений из окна за Аной и Майки уже показало мне, как выглядит любовь. Но каково это – ощущать это чувство, мне никто не расскажет.

Может, я груб с ней, потому что завидую? У неё нет ничего: ни денег, ни нормального жилья, у неё проблемы с органами опеки и с учёбой, но она улыбается каждый грёбаный раз, когда рядом этот ребёнок.

А может, моя грубость – это крик утопающего о помощи? Посмотри, я тону под ворохом своей ненависти и страха, заметь меня, вытащи. Какой парадокс. Всячески избегать её, зная, что, как только она увидит мои глаза, то узнает и возненавидит, но при этом хотеть, чтобы она меня увидела. Увидела по-настоящему. Почему мне кажется, что только она ещё сможет увидеть меня.

Утро начинается с хриплого кашля за дверью. Не громкого – но достаточного, чтобы я услышал даже сквозь перегородку. Какого чёрта?

Я не сразу узнаю голос, но через пару секунд понимаю – это она. Ана.

Прекрасно. Ещё вчера она была в порядке, гневно фырчала на мои выпады, а теперь…

Теперь она пришла на работу с простудой или воспалением лёгких. Или попыткой умереть на рабочем месте из-за чувства долга. Восхитительно безрассудно. И тут меня пронзает чувство вины, ведь это я ей запретил болеть и брать больничный, отгулы и прочее дерьмо. Чёрт.

Я уже собираюсь выйти, сказать, чтобы шла домой, но замечаю нашего охранника. А ведь он мне нравился. Приветливый, ответственный, надежный. И теперь он стоит с кружкой и… пледом.

Пледом, чёрт возьми.

Я выхожу в приёмную и замираю в дверях. Охранник суетится над ней, как курица над яйцом. Ана сидит, укутанная в этот клетчатый абсурд, с румянцем не от косметики, а от температуры. Она даже не в состоянии возразить – просто кивает, вцепившись в чашку с миньоном, в котором, я уверен, какой-нибудь чай с лимоном. Сцена семейного уюта в стиле «я болею, а ты меня спасаешь». Только вместо него тут мог быть я. Если бы я был нормальным. Отгоняю эту идиотскую мысль, откуда она вообще взялась. Соберись, Арсен.

Я скриплю зубами и делаю шаг вперед. Охранник поднимает на меня глаза и замирает. Он считывает всё правильно. Я ж говорил: профессионал.