Не суди - страница 16

Полный решимости выяснить истину, уверенный в том, что мне удастся это сделать, тем более, что на партконференции присутствует мой товарищ по работе в ЦК партии, бывший первый помощник Кагановича Левин, а ныне 2-ой Секретарь Крайкома, я поехал в Ульяновск и прямо с пристани пошел на конференцию.

В перерыве я пошел на сцену и там повел разговор с Левиным и Секретарем Окружкома. Рассказав им вкратце обо всем, я обратил внимание на то, что при рассказе об избиениях в Окротделе НКВД они как-то сжались, начали нервничать и пристально смотреть в мою сторону. Обернувшись, я за своей спиной увидел человека в форме НКВД, тупое и невыразительное лицо которого мне сразу же не понравилось.

– Ну, Иона Григорьевич, вот тот, кто тебе нужен. Знакомься, это начальник Горотдела НКВД, – провозгласил с явным облегчением Левин, – ты вот поговори с товарищем, а мы потом с тобой продолжим разговор на пароходе. Ведь в Куйбышев мы поедем вместе?! Условившись, что через 2 часа я буду в Горотделе и там мы обо всем поговорим, я с тяжелым сердцем, терзаемый страшными сомнениями и борясь с настойчиво вползающим в меня страхом, направился в домик Ленина.

С осмотром дома, чистого, простого, уютного своей интимностью и простотой обстановки, проходила моя крайняя возбужденность, накопленная за последние дни. Зал с чинно стоящими вдоль стен стульями, с люстрой над большим столом, с большим роялем в углу, с блестящим крашеным полом, комнаты девочек и мальчиков с простыми аккуратно прибранными кроватями и еще более простыми, почти самодельными, полками с обилием книг, сад немного запущенный, милый и дорогой твоему сердцу тем, что здесь бурлили страсти, чистые и смелые, идейные и мужественные, благородные мечты о лучшем будущем для всех людей на земле.

Все это направляло мысль на то, что не может быть что-то рядом с этим чистым, честным, благородным и глубоко человечным Ленинским – через улицу застенок, избиение, кровь советских, ни в чем не повинных людей.

С этой мыслью я и направился к назначенному времени в Горотдел НКВД.

Войдя в просторный кабинет, я сразу же увидел на письменном столе много толстых дел.

– Вот Вы говорите, что невинных людей держат в тюрьме, а эти, так называемые, невинные люди собственноручно подписывают протоколы о признании своей вины в контрреволюционных деяниях, – потрясая толстым делом, провозгласил начальник Горотдела.

– Я еще ничего не говорил и ничего утверждать не могу, иначе я бы к вам не пришёл. Я знаю только одно, что люди завода деморализованы, насторожились, чего-то ждут, работа идет из рук вон плохо, а из уст в уста ползут какие-то слухи.

– Эти слухи распространяют враги народа, которых на заводе много. Они разделят участь сидящих у нас, поэтому-то эти диверсанты мутят заводской народ, а Чайка никаких мер не принимает!

Все это было сказано с перекошенным злым лицом и в очень повышенных тонах, срывающихся на крик.

Затем, успокоившись, он прочел мне два – три протокола показаний работников завода, показав мне их собственноручные подписи.

Я вышел ошеломлённый, подавленный, но вместе с тем с ощущением и уверенностью, что в доме, из которого я вышел, творятся противозаконные дела, что эти дела наносят огромный вред партии и стране, а главное, что в стране наступил какой-то новый период и что чьи-то сильные и властные руки толкают страну на беззаконие и страшный произвол.