Не таковский Маяковский! Игры речетворца - страница 3
Метод его работы заключался в том, что задуманную тему он разрабатывал до точности в голове и строил строки мысленно почти вслух… В кафэ шум, люди, музыка, а Маяковский сидит поверх всего и делает свою работу, иногда цитируя отдельные новые строки.
Василий Каменский
О том, что стихи сочинялись практически всегда, очень подробно и недвусмысленно написано в статье «Как делать стихи». «Работа начинается задолго до получения, до осознания социального заказа, – писал Маяковский. – Предшествующая поэтическая работа ведется непрерывно. Хорошую поэтическую вещь можно сделать к сроку, только имея большой запас предварительных поэтических заготовок». Потом поступает социальный заказ (появляется цель у целесообразности), задается тема, намечается ритм – и снова в голове начинают сталкиваться и ворочаться слова (а не «глупая вобла воображения»).
Творил всегда на память, записывал обычно уже готовое произведение, причем предварительно чрезвычайно тщательно отделывал и отшлифовывал его в уме (например, мог до 50 раз подбирать различные варианты рифмы).
Лиля Брик
Впрочем, тема может быть и не задана – это в последние годы Маяковский уже почти не писал без заказа, если не прямого, то хотя бы социального, а в молодости могло быть просто: «У- лица. Лица у догов годов резче. Через…» – и поди пойми, о чем это. Просто если есть улица, то рядом с ней обязательно должны встать лица. Так играют все – и уж точно все поэты. Отличие Маяковского именно в том, что он это делал всегда, по поводу и без повода, как однажды заметила Лиля Брик.
В Школе живописи можно было видеть, как Маяковский «выколачивает» ритмы своих кованых строк. Забравшись в какой-нибудь отдаленный угол мастерской, Маяковский, сидя на табуретке и обняв обеими руками голову, раскачивается вперед и назад, что-то бормоча себе под нос.
Лев Жегин
Вот он ходит из угла в угол и уже не старые свои строчки читает, а наговаривает в своих, таких особенных интонациях – новые. И уже не голос свой слушает, а смысл и строй стиха.
Софья Шамардина
От непрерывного перемалывания словесного фарша (или, согласимся, руды) можно было бы сойти с ума, если бы в этом не состоял почти весь его ум. «Поэзия была делом его жизни, и он, в сущности, всегда пребывал в состоянии рабочей готовности и внутренней мобилизации», – писал в воспоминаниях Пётр Незнамов. Мобилизация здесь прибавлена для солидности: не то чтобы это было неправдой, но и никем не мобилизованный и не призванный Маяковский занимался бы тем же. Так он жил и не мог иначе.
На каких-то этапах бумага, конечно, тоже требовалась. В записные книжки, которые поэт имел при себе постоянно, заносились пришедшие в голову фразы, потом черновые строфы. Окончательный текст также создавался не без значительных правок на бумаге, но этот промежуточный этап обычно немедленно уничтожался. Только рукопись поэмы «Про это» Лиля упросила подарить ей, почему эта рукопись и сохранилась. А экспромты, записанные за Маяковским знакомыми, – еще одна, устная записная книжка, творившаяся непрерывно.
Несерьезная игра с серьезным лицом
Игры со словом имеют и еще один облик – остроты.
Маяковский имел репутацию очень остроумного человека. Более того, «вне острот его не существовало. Он мог прервать самый серьезный спор и беседу для остроты» (Вадим Шершеневич). Стремясь быть первым всегда и во всем, он стремился к этому и в остроумии.
Похожие книги
