Не таковский Маяковский! Игры речетворца - страница 4



Маяковский любил острить. Вне острот его не существовало…

Острил он плакатно и подчас грубовато.

Вадим Шершеневич

И в то же время Маяковский не был «остряком», то есть человеком, от которого всегда в первую очередь ждут шуток. В обществе он держал себя Командором, как назвал его Валентин Катаев в книге воспоминаний «Алмазный мой венец». «Никогда не хохотал», по замечанию Лили Брик, был обычно спокоен, даже когда весел, шутил всегда с серьезным лицом и учил этому других (последнее, впрочем, азбука для любого остряка).

Когда гости уходят, Маяковский нравоучительно, «как старший товарищ, неглупый и чуткий», говорил мне:

– Первое дело, если вы придумали что-нибудь смешное, никогда не гогочите, рассказывая. Отхохочитесь всласть дома, а на люди выходите с каменным лицом, не проронив улыбки. И благодарные люди вознаградят вас самым сочным смехом.

Василий Катанян

Остроты давали ему власть одобрять и осуждать, оставлять за собой последнее слово. Еще до революции, по воспоминаниям Екатерины Барковой, посетители кафе, где выступал Маяковский, «прямо с ножами на него бросались. Это вызывалось его бесконечными остротами. Маяковского ведь трудно было переострить».

Вошел к парикмахеру, сказал – спокойный:
   «Будьте добры, причешите мне уши».
Гладкий парикмахер сразу стал хвойный,
              лицо вытянулось, как у груши.
«Сумасшедший!
                       Рыжий!» —
                                      запрыгали
слова…
«Ничего не понимают» (1913)

Вообще следует различать остроумие и острословие. Острословие, как показывает само название, – именно разновидность игры со словом, сближение похоже звучащих слов или разложение слов на составляющие. Остроумие – «сближение идей далековатых», как говорил Ломоносов, когда подмечаются и выражаются неприметные свойства самой действительности. Остроумие не обязательно бывает комическим. Гипотезы, приводящие к научным открытиям, – не что иное, как плоды остроумия.

В стихах, даже самых серьезных, Маяковский почти всегда острослов. Его способность каламбурить в самые патетические моменты смущала и даже возмущала. С недоумением о ней, например, писал Корней Чуковский: «…потому что его пафос – не из сердца, потому что каждый его крик – головной, сочиненный, потому что вся его пламенность – деланная». Многим и сейчас непривычно, что искренность совместима с обделкой слов. А между тем и далекие люди, как Шершеневич, и очень близкие, как Лиля Брик, отмечали, что эмоция в нем всегда доминировала над рассудком.

Перед публикой на эстраде чаще всего Маяковский успевал отреагировать на недоброжелательную реплику либо тоже острословием, либо прямой грубостью, на которую публика тоже отзывалась смехом. В повседневном же общении можно достаточно часто заметить фразы действительно остроумные.

Мы подъехали к Большому театру, как помню, он предложил нам послушать «Евгения Онегина». Закурив папироску, неторопливо подошел к кассе и в шутливом тоне сказал:

– Дайте, пожалуйста, два ложных билета.

А затем, получив билеты, спросил:

– А они действительны?

Вера Агачева-Нанейшвили

Острот Маяковского в адрес знакомых и незнакомых известно много. Шуток в его адрес – кажется, две. Елена Юльевна Каган, мать Лили Брик и Эли Каган (Эльзы Триоле), говорила, когда он оставлял у них свою огромную визитную карточку: «Владимир Владимирович, вы забыли вашу вывеску». А Осип Мандельштам в кафе «Бродячая собака», когда Маяковский начал было читать стихи под звон тарелок, крикнул: «Прекратите читать стихи, вы не румынский оркестр!» Обе они именно остроумны. Шутка Елены Юльевны – вроде знаменитых гипербол Маяковского (но и сама карточка была гиперболой). Острота Мандельштама не только остра, но и глубока: он заметил, что поэт выступает в той самой роли, которую отрицал в стихах.