Люди снова переглянулись – в глазах уже горел кураж…
В городок прибыли, когда начинало темнеть. Плащи с гербами Дарт-холла аккуратно прикрутили к седлам, с протазанов сняли опознавательные флажки, а лейтенант отстегнул наплечник с выгравированным гербом княжьего дома.
По вечерним улицам промчались с гиком и улюлюканьем, столбом поднимая пыль на дороге, – прохожие испуганно шарахались в стороны. В центре на площади шумно спрыгнули с коней – на ступенях маячило несколько неопределенных личностей, с любопытством взирающих на гостей. 'Дорогу!' – кто-то неожиданно получил в зубы и звучно кувыркнулся через перила, другой головой вышиб дубовую дверь и кубарем влетел в зал…
Просторный обеденный чертог полон народа, четыре ряда столов, длинная стойка с бочками и закопченные пейзажные полотна. Широкая лестница на следующий этаж, масляные светильники под потолком. Сильный запах браги, эля и дешевого вина. Трактир как трактир, только большой. Шум и гам начали стихать, все удивленно обернулись на дверь…
– Что это? – брезгливо сморщился Енька, обведя взглядом всех за столами. – Ну и вонь!
В наступившей тишине слышны даже тембр и интонации.
– Клоповник, госпожа, – презрительно сплюнул Эйд прямо на пол. – Они тут жрут, срут и снова это жрут.
Медленно двинулись по центральному проходу. Кабак забит под гузок, три-четыре десятка, в кожаных коттах, обветренные бородатые пугала совсем не крестьян. У всех боевые баселарды и квилоны, видны даже мечи и топоры…
– Они разговаривать умеют? – удивился один из бойцов, и пинком выбил табурет из-под ближайшего – мутный толстяк тут же растянулся на полу. Подскочил, пылая яростью, и звездно получил в зубы – с маху грохнулся на стол, опрокидывая кувшины и снедь… Застольщики подорвались, сверкая гневом, руки затряслись на оружии…
– Да? – с готовностью сжал ладонью эфес боец. – Не слышу!
Напряжение звенело на самой высокой ноте, в зале полная тишина. Ввязываться сразу не решались: по всему – княжья дружина соседей. И с ними, похоже, сама молодая княжна…
Сброд.
Енька брезгливо поднял одну из кружек, понюхал, скривился:
– Это даже не пойло…
– Это испражнения их мулов, – подсказал рядом Айшик. – Они полагают, что если это пить с детства, то будут меньше пускать газы.
Несколько бизонов за столом мрачно наблюдали за манипуляциями, кипя от злости. Енька чуть шевельнулся – лезвие со свистом разрубило кувшин надвое – брызги широким веером окатили сидящих – с грохотом опрокинулась скамья, бизоны отпрыгнули на спины соседей…
Это послужило своеобразным сигналом – бойцы пинками опрокинули несколько столов – в зале поднялась толкотня…
– Вон, гумызники! – заорал лейтенант. – Под юбки, к бабам!
Урла, толкаясь и матерясь, забурлила к выходу, Енька с клинком в руке перепрыгнул стойку и рубанул по бочкам – в пол ударили тугие струи. Перепуганный трактирщик скрылся на лестнице. Уалл опустился рядом на корточки и заискрил кресалом…
Грохот и треск – стражники старательно наводили погром, зазвенело разбитое стекло – пара слишком медлительных автохтонов полетела через окна…
Минут через десять все было кончено.
Енька натянул поводья, успокаивая коня, – торговый дом полыхал, ярко освещая площадь и окрестные дома, вверх поднимались снопы искр и густые клубы дыма. Солдат бросил перед клокочущим жарником отрубленную голову скальника.
Дружеский совет. Кому надо, тот поймет.
Лихород вымер. Мертвая тишина. Нет людей, даже собаки притихли.
