― Предложи хоть все богатства мира, но я лучше умру голодной и голой под забором, чем возьму твои грязные деньги.
― Не упрямься, дикарка, ― дразнит меня этим дурацким прозвищем, понижает вибрирующий голос до рычания, обжигая непроглядной чернотой глаз. ― Мое терпение на исходе.
У него отказал слух?! К каким еще словам прибегнуть, чтобы дошло, наконец?
― Тебе придется отрезать мне ноги, чтобы не сбежала. И руку, чтобы надел на безымянный палец кольцо. Лишь в этом случае я стану твоей.
Артем скептически приподнимает бровь, храня красноречивый ответ за плотно сомкнутыми губами.
― Почему я? ― не унимаюсь, стремительно теряя твердость голоса. ― Найди подставную невесту и сделай из нее подставную жену! Или заплати эти невероятные деньги журналистам, заставь их молчать о том, что твой брат натворил!
Вдруг его горячие, жесткие ладони опускаются на мои плечи, большие пальцы вжимаются в ключицы. Я начинаю дергаться, но нерушимой хваткой он удерживает меня на месте, под своим пристальным, обжигающе ледяным взглядом. Артем наклоняет подбородок вперед, сосредотачивая внимание на моих несчастных глазах.
― Мне осточертело продолжать этот бесполезный торг. Я пытаюсь защитить тебя, ясно? ― Артем встряхивает меня, словно надеется привести в чувства, и рывком дергает к себе, придавливая к атлетически крепкой, вздымающейся груди. Жарко дышит мне в ухо и сообщает: ― Твой ненаглядный женишок натворил кое-что пострашнее карточного долга.
О чем он?
― Немедленно отойди от моей дочери!
Мама, до этого момента смиренно наблюдавшая за нашим спором со стороны, сокрушается на старшего сына Александра Сергеевича. Она буквально втискивается между нами, разъединяя и отталкивая Артема, и заслоняет меня собой.
― Клянусь, ты пожалеешь, если еще хоть раз посмеешь дотронуться до моей девочки без ее разрешения.
Моя прекрасная мамочка. Моя неустрашимая защитница. Она отводит руку немного назад, водит ею по воздуху в поисках моей. Я переплетаю наши пальцы, уткнувшись лбом в ее плечо. Шепчу: «Спасибо, мамуля, люблю тебя», и ощущаю, как неописуемо приятное тепло рождается в районе солнечного сплетения, наполняя супергеройским могуществом клеточку за клеточкой. Рядом с ней я чувствую, что нахожусь в безопасности, и все сумею преодолеть.
Нахмурившийся Артем открывает рот, но прежде чем что-то сказать, с громким клацаньем зубов вновь закрывает его, сдавливая уста в бледно-розовую тонкую полоску. Передумывает делиться своими мыслями, с шумным вздохом запрокидывает голову назад и сверлит сердито высокий потолок.
― Au diable!* ― в конце концов он негодующе рявкает на французском и сопровождает ругательство эмоциональной жестикуляцией рукой.
Плечистый обладатель густой смолянистой шевелюры разворачивается на сто восемьдесят градусов и держит путь на выход.
Я успеваю проследить за его несколькими широкими шагами.
А затем чувствую, как мама напрягается всем телом, буквально каменеет за считанные мгновения и издает протяжный стон. Самый страшный в мире звук ― хриплый, сдавленный, беспомощный…
Она начинает падать, и мне чудом удается подхватить ее. Под весом ослабевшего, безвольного тела я оседаю вниз, больно ударяясь коленями о паркет. По спальне разносится еще один звук. Мой крик. Рваный, безумный и жутко испуганный.
― Мама… мамочка, что с тобой?! ― я не успеваю заметить, как подступают слезы и туманят зрение.
Я смаргиваю их, но они градом льются по щекам. Пытаюсь отчетливее разглядеть родное лицо. Белая, как же у нее белая кожа! На висках выступили бисеринки пота. Всматриваюсь, съежившись от невыразимого страха, в мамины широко распахнутые глаза и не могу поймать ее застывший в одной точке взгляд.
