Как единственный из нас троих свободно говорящий на местном языке, он вел переговоры с медсестрой в приемной, другими работниками больницы и непосредственно с кардиохирургом, принявшим ответственность за спасение поступившей пациентки. Артем так же заполнил все необходимые документы, вернулся в особняк за сменной одеждой для меня и Кати, поскольку понимал, что я под дулом пистолета не сдвинусь ни на шаг и тем более не покину лечебного учреждения, пока не удостоверюсь, что опасность миновала.
В то время как я, словно истерзанная и загнанная в ловушку птица, билась в истерике и рвала на себе волосы, страшась за жизнь мамы, он воплощал собой непоколебимую, неподвластную катастрофам опору. Демонстрируемая им картинка рассудительности и спокойствия действительно оказывала положительный эффект на эмоциональную нестабильность, убаюкивала внутреннюю бурю.
В голове абсолютная дисгармония. Я ненавижу Артема за то, что он намерен буквально выкупить мою свободу (хотя в сложившихся обстоятельствах это перестает иметь какое-либо значение), и бескрайне благодарна ему за своевременно оказанную помощь маме. Остается верить и молиться, что она переживет инфаркт.
Прошло несколько часов, а двери операционной по-прежнему закрыты. За ними моя мамулечка совсем одна, а я ни на что не годна, чтобы облегчить ее состояние. Даже рядом быть не могу! Все, что мне нужно, просто держать ее за руку, чтобы она открыла глаза и произнесла мое имя, назвала дочкой.
Катя начинает ерзать сбоку, притягивая к себе руку, которой обвивала мои плечи.
― Куда ты? ― спрашиваю я осипшим голосом.
Она выпрямляется, поднимает руки над головой и потягивается, разминая затекшие мышцы спины и шеи.
― Поищу кафетерий, ― глядит на меня сверху вниз со слабой улыбкой. ― Я проголодалась, а ты?
Я мотаю понуро опущенной головой.
― Кофе? ― уточняет она.
― Ничего не хочу.
― Присмотри за ней, ― моя лучшая подруга смотрит на Артема, неловко переступая с ноги на ногу. ― Пожалуйста.
Тот кивает и занимает ее место, присаживаясь рядом. Близко. Слишком близко ко мне. Прижимается бедром к моему бедру, прогоняя дрожь по ноге, и прислоняется к спинке больничной скамьи. Я провожаю взглядом отдаляющуюся фигуру Кати, а мое дыхание непроизвольно делается поверхностным от ощущения пристального внимания со стороны нового соседа по лавочке.
Если бы не он…
Я испугалась, растерялась, не сумела помочь маме.
― Спасибо, ― щебечу слабым голосом, ловлю его бездонный, жгучий взор, сконцентрированный на моих еще влажных глазах. ― Я всем тебе обязана, ― «и даже собственной свободой, если продолжит настаивать на том, чтобы отнять ее?» выстреливает тревожная мысль. ― Я покрою все расходы за мамино лечение. Только… кхм, мне понадобится время, чтобы… ― нервно заламываю пальцы, подбирая менее обидную формулировку обозначения своей бедности, ― чтобы…
― Нет, ― категорично отрезает Артем, избавляя меня от необходимости мямлить перед ним. ― Отчасти моя вина в том, что мы оказались здесь. Я не должен был поддаваться эмоциям и выяснять отношения в присутствии твоей матери. Я искренне сожалею, Ксюша.
Кто же ты такой на самом деле, Артем Золотовский?
Почему так быстро меняешь маску мерзавца на доблестного рыцаря?
― И все же… ― не унимаюсь я.
― Разве сейчас подходящее время, чтобы переживать о финансах?
Он прав, только я не угомонюсь. Не люблю оставаться в долгу и непременно расплачусь с Артемом. Когда мы вернемся с мамой и Катей в Москву, я устроюсь на подработку, или даже две, если повезет, чтобы потихоньку выплачивать ему долг.
