Читать онлайн Анна Милтон - Двойная жизнь моего мужа

ПРОЛОГ

Четыре года назад

«Нечем дышать» — с глубоко потаенным отчаянием подумала Влада Светлицкая и дотронулась кончиками пальцев до украшения на своей тонкой лебединой шее. Нитка редкого жемчуга, добытого в водах Австралии, серебрила на свету и переливалась в нежно-голубой, подчеркивая алебастровую, нежную и бархатистую на ощупь кожу молодой девушки. Она стиснула украшение и сдавлено вдохнула. Со стороны могло показаться, будто пыталась сорвать драгоценность, подаренную отцом. Влада, наверное, согласилась бы с этим соображением.

Она не могла дышать.

Не могла дышать полной грудью. Вздохи слетали с ее приоткрытых, накрашенных губ в форме сердца отрывистыми и поверхностными. Словно она барахталась над черными водами бездонного океана в окружении стаи кровожадных, голодных акул, не умея плавать.

Сегодня у нее день рождения.

Сегодня она стала взрослой.

В честь совершеннолетия ее отец, Светлицкий Лаврентий Михайлович, устроил знатное представление для своих многочисленных друзей и знакомых. Его дочь стойко убеждена, что празднество — не ее в честь, а в честь ее отца. Он воспитал ее такой умницей и красавицей. Он вложил в ее воспитание и образование баснословные усердия и средства. Он состряпал из нее выгодную партию для, непременно, самого успешного и богатого, как Крез, мужчину, с которым плавал в одних водах. Он непременно его найдет для своей драгоценной дочурки.

Влада бы, услышав мысли своего отца, поспорила. Он почти не участвовал в ее воспитании. Точно как и мать, залпом глушащая известную только ей тоску янтарным, игристым напитком, который подавали в изысканных фужерах из французского хрусталя.

Светлицкий-старший по-царски инвестировал в родную и единственную дочь, взращивал в ней самый успешный проект за свою долгую и нелегкую жизнь. Это заняло целых восемнадцать лет! Подумать только. Но теперь она готова. Свежа, юна, нежна, как роза, пылка, как пламя. Лаврентий Михайлович потирал ладони, подмечая, в каком объеме его проект дочурка ловила на себе масленые взгляды, и мысленно делал пометки, кому ее выгоднее продать дать на выданье.

А ей просто хотелось дышать полной грудью, не испытывая удушающего стеснения в ребрах из-за узкого корсетного платья.

Ей просто хотелось смеяться с друзьями. От всей души хохотать.

Но она была вынуждена давить улыбки через силу, изображая необъятную радость видеть всех этих напыщенных и пресыщенных роскошью незнакомцев. Владе было бы гораздо легче пережить этот возведенный в торжественность кошмар с лучшей подругой. Однако Светлицкий-старший запретил на устроенных им смотринах присутствие безродной, курносой девчушки с медово-русыми завитками, в которой Влада души не чаяла. И очень грустила из-за того, что в свой день рождения не получила форы даже в такой мелочи, как поддержка близкой подруги.

Когда кукловод отец дергал за ниточки, она подтягивала уголки рта вверх, подавала очередному буржую руку для поцелуя, робко благодарила за посещение вечера и подарок. Если кукловоду отцу нравился слюнявящий ее аристократически-бледную ручку тип, он тянул за другие ниточки, и Влада шла танцевать, либо пила крошечными глотками горьковатый нектар, выслушивая лесть в свой адрес, а затем ей необходимо было отвечать на личные вопросы.

После дюжины (или чуть больше) микроглотков виновнице праздника подурнело. Что ж, подобный опыт для нее в новинку. В разгар скучнейшей за все ее существование беседы она скороговоркой произнесла извинение и запнулась перед тем, как произнести имя собеседника…

«Ой, а как его звать?» — Влада задалась вопросом, зависнув на пике мыслительного ступора. В голове образовалось белое пятно, когда она попыталась вспомнить имя осанистого мужчины с проглядывающейся сединой. Ровесник ее отца представился, однако его имя тут же выпорхнуло из памяти длинноволосой шатенки. Влада забыла запереть ларец воспоминаний, вот и не удержала ничего не значащий набор букв.

В общем, она отлучилась.

И побрела, не имея конкретной цели.

Может, подышать свежим воздухом?

Лавируя в толпе, Влада искала путь наружу. При таком скоплении лиц легко заблудиться в собственном доме. Многочисленные гости видели ее аккуратной фарфоровой фигуркой. Хрупкой, утонченной куколкой, на которую, даже если слишком резко посмотреть, то можно по неосторожности сломать. А они для нее — сливающиеся воедино вкрапления голосов.

А кое-кто не побоялся дотронуться до именинницы.

Почувствовав на своих худеньких, изящных плечах прохладные мужские ладони, Влада на пару секунд лишилась дыхания. Она врезалась в кого-то. Подняв голову, наткнулась взором на красивого мужчину.

«Высокий» — восхитилась она. Но не настолько, что начинала болеть шея, если долго на него смотреть, задрав голову. Идеально.

На вид брюнету лет тридцать. Пронзительно-карие глаза с неподдельным увлечением изучали ее. Обладатель золотого сечения лица. Пропорциональность черт настолько совершенна, что Влада засомневалась: был ли этот мужчина реальным. Пусть так. Она ни за что не моргнет и не допустит, чтобы его образ исчез.

Как и все он облачился в дорогой костюм и, надо сказать, выглядел в черно-белой классической комбинации дресс-кода на миллион из ста. Да только… Влада инстинктивно ощущала, что эта одежка изысканного кроя скрадывала истинную суть брюнета. Его мощь, драйв, остроту нрава. Мужчина с перчинкой. Они еще даже не заговорили друг с другом, а Влада уже чувствовала, будто была знакома с ним внушительный отрезок времени.

Но они друг друга не знали. Иначе бы она его запомнила.

Влада внезапно поймала себя на мысли, что хотела бы увидеть этого мужчину в дерзком амплуа. С растрепанными волосами, плутоватой однобокой ухмылкой, в байкерской кожаной куртке. Позже она узнает, что не ошиблась, и именно таким он был.

Ей отчетливо пришло это видение, и щеки вспыхнули от волнения.

— Извините, — проблеяла она.

Его прямые, широкие брови, нависающие над глазами, выразительно изогнулись дугой и приподнялись.

— За что?

От его низкого, с вибрирующей ноткой голоса кожу на спине мягко покалывало, словно паучьими лапками.

— За то, что врезалась в вас, — собрав по бисеринкам самообладание, пояснила Влада.

— Я не против.

«Ах!» — восторженно пронеслось в ее мыслях.

Жаждущая скрыться из виду, молоденькая красавица твердо решила остаться. Задержаться рядом с этим джентльменом настолько, насколько позволит ситуация.

Страх быть отвергнутой улетучился, когда брюнет представился и пригласил ее на танец.

— Игнат.

Она запомнит это имя на всю жизнь.

А Светлицкий-старший, завидев свою золотую доченьку в объятиях Игната Альбединского, прекратит попытки подыскать для нее жениха.

— Нашелся, — пробормотал он, жадно облизываясь на фантазии о том, как Светлицкие породнятся с Альбединскими, и его капитал увеличится в несколько раз.

Мать Влады, топчущаяся рядом с супругом, равнодушно уточнила:

— Кто нашелся?

— Муж для нашей дочки! — торжественно объявил тот.

Наши дни

Я с детства грезила о том, что однажды у меня появится семья. Большая, дружная и непременно счастливая. Утопическая мечта, ведь выросла я под присмотром мужчины и женщины, заключивших брачный союз, основанный на формальностях. Так заведено в нашем мире. Люди женятся не потому, что любят, а для того, чтобы стать богаче и влиятельнее.

В отношениях мамы и папы не было тепла и взаимопонимания. И их самих я встречала нечасто. Они мелькали в скоротечных пробелах между гувернантками и нянями, в окружении которых я находилась с самого рождения. Отец доканывал нравоучениями и сводом строгих правил, изредка трепал по макушке и говорил: «Ты можешь лучше» (он называл это хвальбой), а мама… В близости с ней я нуждалась, как ни с кем другим. Просыпаясь по утрам, я хотела чувствовать ее поцелуй на своей щеке, и чтобы она читала мне книжки перед сном; вместе гулять и болтать о пустяках. Я хотела впитывать ее мудрость, накопленную с годами. Я хотела лучше знать собственную мать. Но из года в год ее благородный образ с отчетливо проглядывающимися скандинавскими штрихами во внешности истончался до полупрозрачного силуэта и с каждым годом все больше размывался, становясь безликим, бесцельно слоняющимся по коридорам семейного особняка призраком.

Став постарше, я подумала: «Возможно, у мамы депрессия?». Ее ничего не радовало. Когда мне исполнилось пятнадцать, я осознала, что не помнила звука ее смеха. А в день моего шестнадцатилетия мама устроила в доме погром. Безумство охватило ее во время семейного ужина, выставив отца в невыгодном свете перед многочисленными родственниками и близкими друзьями. Поздним вечером того же дня, когда гости разъехались кто куда, я зашла проведать маму. Она не спала и беззвучно рыдала, глядя в потолок. Не реагировала на мои прикосновения и слова… Я ей что-то говорила и тоже плакала. А затем она сказала: «Прости, что ты родилась. Прости, что ты родилась девочкой. Прости, что ты Светлицкая».

Тоску по недостающей материнской любви я как никогда явственно ощутила, узнав о своей беременности. Три месяца назад УЗИ показало, что у нас с Игнатом родится девочка. Я уже придумала, как мы назовем ее. Ева. Она будет самой замечательным, самым любимым мамой и папой ребенком на всем белом свете. Малышка проживет хорошую жизнь и не познает одиночества, потому что она — Альбединская. Не Светлицкая. Проклятие женщин, носящих эту фамилию, закончилось на моей матери.

Я избежала этой участи и вышла за мужчину, которого полюбила всем сердцем, а он — меня. Казалось бы, откуда мне знать о том, какой должна любовь? Имея наглядный пример в лице моих родителей, я запросто могла ошибиться, приняв желаемое и навеянное фантазиями за действительное. Но она наполнила каждую клеточку моего тела, и распустила в моей душе сад благоухающих цветов. Сомнений не возникло. Это была она. Любовь невозможно обличить в слова. Она… просто случилась со мной, когда я меньше всего ее ждала и, честно говоря, не рассчитывала однажды испытать головокружительный роман, результатом которого окажется маленькая футболистка, отрабатывающая толчки по почкам.

— Тише, ягодка, тише, — сморщившись от неприятных ощущений в животе из-за шевеления ребенка, я стиснула кулаки и замерла до тех пор, пока боль не унялась, волной растекшись от эпицентра к конечностям.

Еще недавно ее активность в утробе напоминала порхание крыльев бабочек, или движение пузырей, а теперь энергичный бейбик заставлял меня сжиматься всем телом от боли.

Бойкая девочка.

Моя драгоценная.

Я погладила свой живот размером с арбуз. Ребенок успокоился и перестал толкаться. Смахнув испарину с виска, я осторожно потянулась к стопке новых распашонок, выуженной из магазинного пакета. До рождения Евы оставалось шесть недель. В последние дни я проводила в детской комнате почти все время, занимаясь обустройством. Расставляла по местам игрушки, забивала комодные полки крошечными вещичками. Перетащила из библиотеки виниловый проигрыватель, чтобы сидеть в кресло-качалке у люльки и, обняв живот, слушать музыку: от классики до индийской мантры, от лирических песен современных исполнителей до легкого кантри.

Я с нетерпением ждала появление Евы на свет. Я перелопатила гору литературы, чтобы в будущем не совершать ошибок и однажды не превратиться в свою апатичную мать. Моя дочь никогда не узнает о том, что такое дефицит родительской любви.