Я
в растерянности: она взирала на меня со смесью отрешенности и враждебности, как
будто я посягала на то, что принадлежало ей по праву.
—
Это она? — сглотнув, тихо поинтересовалась незнакомка у Игната.
Он
кивнул, стиснув зубы и пошевелив желваками.
Что
происходит?
Кто-нибудь
объяснит мне?..
—
Дорогой, — я постаралась придать своему голосу будничный настрой. Не уверена,
что вышло хорошо. Утвердительная интонация с последней слетевшей гласной
превратилась в вопросительную, почти умоляющую.
Женщина,
выглядящая ровесницей моего мужа, выступила вперед, сократив на шаг расстояние
между нами.
—
Я Инга, — не просто объявила, а провозгласила чужачка.
—
Инга… — вяло промямлила я, выуживая из глубин памяти нежеланные воспоминания.
О
той самой в жизни Игната.
—
Что? — я слабо дернула головой в сторону, но на полноценный жест отрицания не
хватило сил.
Игнат
встал немного впереди Инги.
—
Она поживет здесь какое-то время, — бескомпромиссно изрек мой муж.
Он говорил о ней. Мне
не послышалось?
Он
говорил о рыжеволосой женщине, появившейся на пороге нашего дома этим дождливым
вечером. Он говорил о женщине, разбившей ему сердце много лет назад. Теперь он прятал ее за спиной, словно
уберегал от… меня. Своей законной жены.
Зачем…
Зачем она вернулась?!
Я
рывком вдохнула отравленный невыносимым разочарованием воздух.
—
Н-но…
Мою
попытку возразить Игнат пресек резким взмахом руки.
—
Будь добра, не опускайся до дешевых истерик, — чеканил ледяным голосом. — Ты же
не хочешь навредить нашему ребенку?
Прежде
он не говорил со мной таким тоном. Взыскательным. Прежде мне не хотелось
забиться в угол, лишь бы скрыться из зоны досягаемости его затяжного, лишенного
любви взора.
Я
поежилась и с безотчетной покорностью отступила. Привычка, въевшаяся в подкорку.
Но
не могу же я…
Не
могу допустить, чтобы эта женщина поселилась здесь!
При
этой женщине не было личных вещей. Ни сумок, ни чемоданов. Я по-прежнему
допускала мысль, что она — явление из кошмарного сна, который я продолжала
видеть, уснув в детской с книжкой для будущих мам в руках.
Бессмыслица.
Не
опускаться до дешевых истерик?
Не
в моей стихии. Я — ручная. Вспыльчивость мне не присуща. Покорность воспитали
во мне своекорыстный отец и нерачительная мать. И покорность моя нравилась
Игнату. Но он никогда не обращал против меня мое послушание. Он никогда не
давил на уязвимые, неприкрытые щитом места, как сделал это только что. Да еще и
в присутствии посторонней!
Унизительно.
Это…
до боли унизительно.
Оборонительные
слова встали поперек горла грудой камней, чьи острые края карябали слизистую
горла, вызывая неумную перхоту. Пытаясь сдержать кашель, я ощутила, как влага
скопилась в уголках глаз.
Расплачусь
— унижусь сильнее.
—
Игнат, можно тебя на пару слов? — взяв себя в ежовые рукавицы, я распрямила
поникшие от сокрушающего шока плечи и посмотрела мужу прямо в глаза.
На
миг бороздка между его сдвинутыми бровями разгладилась и вновь возникла
отчетливой прямой чертой.
Вместо
того чтобы ответить мне, он обратился к ней.
—
Ты можешь пока расположиться на кухне. Хочешь кофе?
Рыжеволосая
бестия с обворожительной скромностью улыбнулась Игнату.
—
Я бы не отказалась от чего-нибудь покрепче. С тобой.
Какого…
дьявола?!
Игнат
напрягся и натянул на лицо извиняющуюся улыбку.
—
Я пришлю домработницу, она проводит тебя в гостевую спальню.
