— Твоя Ксюша понимает, что теряет свое влияние на тебя, вот и бесится, — сказала Оля, когда я ей передала наш с сестрой разговор.
Мы с ней пошли в шоурум, чтобы выбрать мне платье для корпоратива.
— Думаешь?
— Конечно. Она же чувствует, что совершает великую жертву: молодая одинокая женщина взвалила на себя такую ношу: заботу о взрослой племяннице. Я больше, чем уверена, что она собирается со своими подружками и говорит что-то типа: «Ой, девочки, вы не представляете, как трудно растить подростка. Как трудно то, как трудно сё».
Доля правды в словах Ольки была. Ксюша ведь всегда кичилась тем, какая она хорошая, что взяла меня к себе и не отправила в детский дом. И я ей была бесконечно за это благодарна. Пусть себе ворчит и воспитывает меня, но она мне помогла, этого не отнять.
— Ну, как тебе? — Я покрутилась перед зеркалом.
Оля пробежалась по выбранному мной платью скептическим взглядом.
— Для выпускницы Института благородных девиц пойдет, — хмыкнула она.
— Так плохо? — ахнула я.
— Сим, ну ты в этом розовом, как цветочек-одуванчик. Я девственница — возьмите меня.
— Одуванчики желтые, — закатила я глаза.
— Да и фиг с ними! Ты собралась покорить своего Ислама, чтобы он глаз от тебя не смог отвести, или собралась подпирать стенку, как Наташа Ростова на первом балу.
— Наташа не подпирала, ее князь Андрей пригласил.
— Ну вот ты в этом платье, как Наташа Ростова на дебютном балу.
— Что же мне выбрать? — Я пробежалась глазами по горе нарядов, которые мы уже отбраковали.
— Девушка, а попробуйте это. — Сотрудница шоурума сняла с вешалки серое с пайетками платье.
— Будто пепел, — пробормотала я.
— Тебе пойдет! Примерь, — потребовала Оля.
Платье было великолепным и сидело идеально. Оно создавало вокруг меня какую-то магическую ауру, и я, смотря на свое отражение в зеркале, вдруг поняла, чуть ли не впервые в жизни поняла: я гораздо красивее Ксюши и… жены Ислама, просто моя красота обычно упакована в футболки и джинсы, а в этом платье…
Я бросила взгляд на ценник и грустно вздохнула. Слишком дорого для меня.
Три месяца назад
Ислам
Переговорив с родителями, я отключил телефон и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Если с отцом еще можно было разговаривать спокойно, так как он никогда не вмешивался в мою личную жизнь, то мама — совсем другое дело. Она переживала за то, что мы со Светланой развелись. Все допытывалась почему и что я сделал не так. Мама была уверена, что в нашем расставании и разрушенном браке виноват я. В результате ее причитания и вопросы привели к тому, что я вспылил и выложил все как на духу: рассказал, что застал жену с любовником в нашей собственной постели. После этого мама начала звонить мне каждый день и допытываться, как я, не впал ли в депрессию, не отчаялся ли. Мама у меня любила найти повод для волнений.
— Нет, не впал и не отчаялся, мама, — стараясь сдержать раздражение, терпеливо отбивался я от ее вопросов.
— Ох, Ислам. Когда же ты найдешь свое счастье? Такой хороший парень, а все не везет, — переживала мама.
— Что ты пристала к сыну, — ворчал отец, родители разговаривали со мной по громкой связи. — Ему всего сорок два. Вся жизнь впереди.
— Уже давно пора детей. Я с внуками хочу понянчиться, — осадила его мама. — Это вам, дуракам, все кажется, что время еще есть, а оно уплывает.
— Мам, давай не будем, — попросил я. — И больше никогда не будем говорить про мою бывшую жену.
