Небесное чудо - страница 6
Отец Александра верил в Бога, признавал Его, но во главе жизни предпочитал нести трудолюбие и поклонение труду и только труду. День братца Шурика с семилетнего возраста стал похожим на день вполне взрослого труженика в том смысле, что с утра и до семи часов вечера вся жизнь его была расписана по часам. Западная манера воспитания была по душе отцу мальчика и он, владея большим богатством, ни за что на свете не решился бы воспитывать наследника как-нибудь по-другому. И своё божественное служение отец рассматривал исключительно как умножение посланного ему наследства и передачу его из рук в руки сыну, которого обязан был праведно наставить и обучить всему для выполнения его сыновней миссии.
– Ты – будущий кормилец! И кормилец не только своей семьи, но и семей своих работников, поэтому тебе не пристало лениться. Воспитывай сам себя в твёрдости духа, трудолюбии и всякой житейской мудрости, – любил повторять отец перед всяким занятием.
Он часто, начиная с трехлетнего возраста, вывозил братца Шурика на конюшни. Показывал лошадок, рассказывал довольно интересные истории о каждой, называл по имени. Поднимая малыша, он подносил его к шелковым гривам коней и разрешал погладить. При этом голос его становился очень тёплым, ласковым и, щекоча своими усами ухо малыша, он приговаривал:
– Твоя лошадка, твоя. Люби её, погладь её, пожелай ей быстро-быстро бегать. Запомнил, как её зовут?
– Салют, – отвечал братец Шурик, или – Молния, – или, – Ураган.
Так он учился говорить. А когда в имени лошади была буква «Р», отец просил произнести слово очень-очень усердно и чётко, а потом ещё несколько раз повторить.
– Ну, вот и с этим справились, – гладил он по головке мальчика, – и всё остальное преодолеем. Отец был очень строг и деятелен. И звали его тоже Александр Александрович.
В воздухе с приездом дядюшки Володи, как всегда, начиная с тех благословенных дней детства, почувствовалась тёплая волна. Что-то невыразимо нежное, светлое, живое и всегда новое втекало в душу с каждым новым вдохом. Поэтому-то теперь, как и в детстве после радостных объятий с дядюшкой, у Александра наступил момент непреодолимого желания помолчать, вдыхая этот дивный воздух, который будто привозил с собою дядюшка. В детстве он не обращал на это внимания, а вот уже пару лет это сначала ощущение, а потом уже постоянное чувство не покидало его в присутствии дядюшки Володи. В груди будто что-то оттаивало, теплело, хотелось улыбнуться, пожать гостю руку не приличия ради, а от души и пожелать побыть рядом подольше, несмотря на все дела, самые неотложные, которых куча, и они расписаны по минутам. Будто по волшебству они отодвигались в сторону, и главным становился дядюшка, его присутствие здесь и тот радостный дух, который он с собою привнёс в воздухе. В руках Александра сверточек, завернутый в шелковую материю, тоже как будто приобрел живую силу.
– Невероятно, – подумал молодой человек про себя. – Невероятно, – подумал он то же самое, но не в голове, а где-то в нём самом, и ему стало тепло и радостно. Он уже заметил, что с некоторого времени с ним стало происходить от подарочков дяди Володи. И тогда он стал, чтобы продлить это чувство радости и тепла, растущее в нём, развязывать подарочек, всегда обязательно завязанный шелковой ленточкой, медленно и осторожно, чтобы продлить эту радость, изливающуюся изнутри на его губы и лицо улыбкой. – Что же тут на этот раз? Ну-ка! Ну-ка! – сказал, наконец, Александр тихо, но так, чтобы дядюшка слышал. Он ведь как никто другой знал, что дядюшка очень обрадуется слову внимания.