– Привет, пап! Ты как?
Отец, что-то нечленораздельно пробормотав и невнятно поздоровавшись, скрылся в комнате. Володя недоумённо посмотрел на мать.
– Что это с ним? Не в духе?
Калерия Кирилловна пожала плечами.
– Наверное, не в духе, причин хватает. Пойдём на кухню, кормить тебя буду. Голодный, поди?
Володя расплылся в довольной улыбке.
– Мать, работал сегодня без памяти и ума, корми меня скорее!
Она покачала головой, включая газовые горелки под кастрюлями.
– Суп будешь?
Устраиваясь за столом, откинувшись на спинку диванчика и вытянув ноги, он, следя за её действиями, сказал тихо:
– Как же дома-то хорошо… – И погромче, – Конечно, буду, наливай. А какой?
– Грибной. Сегодня наваристый такой получился…
Калерия Кирилловна быстро накрыла на стол, придвинула хлеб, положила в тарелку сметану, присела напротив и с удовольствием наблюдала, как он, обжигаясь и довольно щурясь, ест суп.
– Володька, ну вот, как ты живёшь, а? Ешь кое-как, спишь, похоже, тоже кое-как, синяки вон под глазами, с лица совсем спал… Что это за жизнь? Какое-то подобие жизни, честное слово… Вот, больше, чем уверена, женщин у тебя вокруг куча. Женился бы ты, что ли, а? Всяко лучше бы жил…
Володя опустил ложку в тарелку.
– Мать, не начинай… Очень тебя прошу…
Калерия Кирилловна отвела глаза, слегка вздохнула.
– Прости, сынок, я ведь не в обиду и не в укор… Но меня-то тоже пойми, мне в следующем году семьдесят, а у меня ни внуков, никого… Ты, Володька, в лучшем случае, раз в три месяца появляешься, отец у нас, сам знаешь, слова в простоте не скажет, разве что меня лишний раз упрекнёт что тебя неправильно воспитывала, как будто он сам-то воспитывать не должен был. Конечно, для него работа всегда важнее была, чем мы, все вместе взятые, кто мы такие, когда его завод должен был вечно в передовиках производства пребывать…
Володя хмыкнул, отодвинул тарелку.
– Давай, что там у тебя ещё.
– Картошечки жареной с салом сделала, вот, вилку возьми. Ешь, сынок. Подожди, чайку налью ещё…
Володя, вилкой отодвигая картошку от края тарелки, вдруг поднял на мать глаза.
– А насчёт внуков ты так уж сильно-то не переживай. Будет тебе внук и довольно скоро…
Калерия Кирилловна тяжело опустилась на табурет и положила руки на стол. Потом ладонями обхватила рот и подбородок, молча смотрела на сына. Он прожевал кусок и проговорил:
– Лерка, которая почти что тёзка твоя, родит скоро, месяца через два. Сюда их привезу, будет тебе внук! Или внучка…
Калерия Кирилловна отняла руки от лица и насторожённо спросила:
– Лерка? Какая такая Лерка?
Он помолчал, повёл бровями.
– Мать…
Она погладила ладонью ключицы.
– Володь, что, та самая Лерка? – И, не дожидаясь ответа, запричитала тихонько, – Да быть не может… Тебя, дурака, тогда ещё надо было по башке трахнуть как следует, чтобы ты дурью не маялся… Как же я ещё тогда хотела с ней познакомиться, ты про неё столько рассказывал… Как сейчас помню, как она тебя любит, да что тебе пишет… Да какие у неё глаза… И ты ведь её, видимо, любил и любишь… Ох, ты, Господи… Лет-то сколько прошло?
– Двадцать, мать. Двадцать… И глаза всё те же, и любит так же…
Калерия Кирилловна судорожными движениями ладоней начала протирать клеёнку.
– А лет ей сейчас сколько, сынок?
– Лерке? Сорок будет через три месяца. Мать, я тебе всё сказал, ты пока ко мне пока не приставай с этим всем, сам разберусь. Кроме этого, всяких проблем хватает. Ты меня зачем звала, про женитьбу и внуков поговорить? Всё, поговорили, я, видимо, пошёл?
