С нескрываемым удивлением она заметила, как почти комически разные лица матери и дочери неестественно вытянулись. Обе побледнели, даже потная краснощекая мадам Триголе. С нее буквально сошла вся краска. Она бросила быстрый взгляд на свою дочь, и неосознанным жестом утерла ладонью взмокшее лицо. Луизе даже показалось, что не сиди трактирщица на скамье — рухнула бы на пол, не удержавшись на ногах. Она облизала губы:
— Так вы из окружения мадам де Ларош-Гийон?
Луиза снисходительно кивнула.
Трактирщица тут же подскочила:
— Что же вы раньше смолчали? Из уважения к ее светлости я не возьму с вас ни денье, даже не настаивайте! Колет сейчас приготовит вам другую комнату и оставит фонарь.
Луиза с удивлением смотрела, как хозяйки суетились, словно их обеих заколдовали, и думала только об одном: благородное имя мадам де Ларош-Гийон, кажется, творило настоящие чудеса.
10. 10
Мадам Триголе выполнила обещание — не взяла ни денье. К тому же, подала превосходный завтрак и держалась с таким обхождением, что Луизе захотелось себя ущипнуть, проверяя, не сон ли. Ночное происшествие почти тут же забылось. Раннее утро выдалось таким славным и приятным, что не оставалось никакого сомнения — это добрый знак. Отныне дорожные тяготы кончены, и впереди ожидает только хорошее.
Луиза оделась в лучшее платье из зеленого полосатого дрогета. Самое новое. С тонкой рюшей из кружева у ворота и очаровательными бархатными бантами на корсаже. Однако, унылый взгляд Колет не придавал оптимизма, хоть девица и смолчала. Поутру дочка трактирщицы оказалась уже не такой болтливой, как накануне. Теперь она посматривала на постоялицу даже с опаской, и все время робко отводила глаза, будто боялась оскорбить взглядом. Луиза лишь диву давалась, как одно-единственное имя могло породить такие перемены…
Колет закончила свою работу и почтительно отступила. Взяла со стола небольшое зеркало в толстой раме и держала так, чтобы Луиза могла себя увидеть:
— Вы очень красивы, ваша милость.
Луиза склонилась к отражению, стараясь получше рассмотреть себя в отблесках свечей, — хотелось верить, что Колет не лжет. Сегодня это было важно, как никогда. Платье казалось изумительным, а прическа — необыкновенной. Не хватало лишь тетушкиного жемчуга, но Луиза наденет его в экипаже, перед самым подъездом к отелю.
Луиза поблагодарила Колет и велела позвать слуг, чтобы выносили дорожный сундук. Девица пошла к двери, но остановилась. Повернулась:
— Сударыня… — она от неловкости теребила пальцы. — Вы, уж, смилуйтесь, не сказывайте о ночном происшествии ее светлости… Все ведь обошлось?
Луиза даже нахмурилась от неожиданности:
— Ее светлости?
Колет поспешно кивнула:
— Видит бог, на нас с матушкой нет вины…
Луиза какое-то время молчала, искренне недоумевая, почему Колет считает, что такой блестящей даме, как мадам де Ларош-Гийон, есть дело до какого-то придорожного трактира и его хозяек? Благосклонно кивнула:
— Не скажу. Даю слово.
Блеклое лицо Колет просияло улыбкой. Она поклонилась:
— Благодарим, сударыня. Благодарим.
Девица развернулась и, наконец, вышла…
Когда карета откатила от порога постоялого двора, хозяйки, кажется, едва не перекрестились. Луиза украдкой посматривала на них из глубины экипажа. Видела, как те долго стояли у двери, будто желали убедиться, что постоялица не надумает вернуться. Но мысль о том, что они приняли Луизу за важную особу, конечно же, несказанно грела.
