В груди набухал горячий ком. Герцогиня не стеснялась в выражениях. И бессовестно врала — это было очевидно. Неверно истолковать залог, который она сама же обязала вернуть? Это уж слишком! Но удивило другое — из разговора выходило, что де Виллар ничего не знал о футляре и о той роли, которую Луиза невольно сыграла…
Казалось, герцог даже фыркнул:
— Порой мне кажется, мадам, что вы теряете всякие границы в своих порывах. Так вы имели несчастье обнадежить это прелестное создание?
Повисла пауза. Казалось, мадам де Ларош-Гийон вздохнула:
— Полагаю, это так. Но я со всей чистотой души поспешила исправить это недоразумение. Я предложила мадемуазель приличную компенсацию, которая с лихвой покрыла бы все дорожные расходы…
Виллар перебил:
— Покрыла бы? Значит ли это… — он не договорил, но смысл был вполне понятен.
Наверное, герцогиня кивнула:
— Да-да. Эта гордячка даже не притронулась к моим деньгам.
Кажется, герцог сделал несколько шагов. Был отчетливо слышен стук каблуков по паркету.
— И вам это ни о чем не говорит, мадам?
Теперь шелестели юбки, легкий смешок.
— О чем? Я порой совершенно удивляюсь, как вы до сих пор умудряетесь так ошибаться в женщинах? Вы? Порой мы не тронем пальца, чтобы при случае отхватить всю руку.
— Вы — несомненно. Но вы не учитываете, что у людей могут быть разные аппетиты. Я полагаю, вы ошибаетесь на счет мадемуазель де Монсо.
Послышался звонкий кокетливый смех:
— Зато я не ошибусь на ваш счет. Давно я не видела в вас такого интереса… Сколько внезапного участия! Что ж… должна признать, что она мила, как гризетка. Неотесана, вульгарна, но мила и свежа. А это кошмарное платье!
Луиза едва не выдала себя — это было уже слишком, но, все же, сдержалась.
В голосе Виллара скользнула сталь:
— Кажется, вы просто забыли, моя дорогая, какой прибыли из Бретани, чтобы выйти за моего кузена… Уж, точно не вам пенять на вульгарность мадемуазель де Монсо.
Луиза не видела, но казалось, что герцогиня изменилась лицом. Даже чудилось, что побледнела, и кожи будто коснулся холодный порыв ветра. Лежа с закрытыми глазами, Луиза отчетливее улавливала интонации, паузы, вздохи. Этот упрек очень задел герцогиню. В ней будто что-то тоненько зазвенело.
— Это было так давно, мой дорогой. И вы знаете, что я не люблю об этом вспоминать, — казалось, эти слова давались с усилием. — Оставим прошлое в прошлом. Вы меня убедили — я поступила неправильно. И если эта мадемуазель рассчитывала на мое участие, она его получит.
— Я уже намерился представить ее мадам де Шомон.
Было слышно, как с треском захлопнулся веер:
— Этого не хватало! Даже не думайте! Я не уступлю ее ни мадам де Шомон, ни кому другому! А если вы станете настаивать — мы рассоримся, так и знайте.
Казалось, радость должна была просто переполнять, но Луиза не чувствовала себя счастливой. Нахлынула совершенная растерянность. Если бы не неожиданное появление герцога…
Щеки вновь коснулась влажная салфетка, Луиза невольно вздрогнула. Тут же услышала прямо над головой:
— Мадам! Мадам! Она очнулась!
— Наконец то!
Послышался стук каблуков, шелест ткани. Луиза открыла глаза и увидела перед собой бледное лицо мадам де Ларош-Гийон.
— Наконец-то вы пришли в себя, моя дорогая. Вы так всех нас напугали!
Луиза лежала на кушетке в одном из салонов. На полу сидела служанка и полоскала в медном тазу белую салфетку.
— Простите, мадам… Я сейчас поднимусь.
