Кружил мелкий снег, быстро превращающийся в грязные капли на асфальте. Люди, укутавшись в теплую одежду, брели по своим делам. Туда-сюда по Театральному проспекту мчались машины и маршрутные такси. Все походило на отлаженный механизм, запущенный чьей-то рукой. Инга представляла, что весь мир – это один гигантский макет с домиками, улочками, машинками и фигурками человечков. И кто-то регулярно меняет батарейки в этой конструкции, нажимает на кнопки, чтобы все двигалось. Чтобы и она, Инга, двигалась. Двигалась по траектории, которую для нее определил создатель конструкции. Когда фигурка человечка изнашивалась, ее убирали и заменяли другой. Но иногда из макета чья та рука вырывала с корнем и новые, неизношенные фигурки, которым еще жить и жить.
Накатили мрачные воспоминания, как раз когда заиграла «Child in time»6. Инга только успела с тоской вздохнуть, как беспроводной наушник был грубо извлечен из ее правого уха. Снова «чья-то рука» влезла в жизнь без предупреждения.
– Я сказала убрать телефоны. Ты, Ильинская, не исключение.
Классный руководитель – тучная женщина преклонного возраста с короткой стрижкой жидких светлых волос – нависла над Ингой как гора.
– А твой я, пожалуй, заберу от греха подальше.
Инга только успела открыть рот, чтобы возразить, как Светлана Ивановна, нагло взяв телефон с парты, громко продолжила:
– Турбин, пересядь сюда. Эту парту предоставим завучу. Она сегодня придет на наш урок «Разговоры о важном».
Инга захлопнула рот и с округлившимися от ярости глазами смотрела то на учителя, то на новенького, который громко, явно не менее недовольный чем Инга, отодвинул стул от последней парты среднего ряда.
– И с возвращением тебя, Кирилл. Надеюсь, за время отсутствия ты поумнел.
Стоило ей отвернуться, Кирилл показал средний палец громадной спине классного руководителя и приземлился на стул рядом с Ингой.
Светлана Ивановна, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, пошла к своему столу, когда из конфискованного ею телефона раздался звук уведомления, а потом еще один, и еще.
«Кто это написывает, черт побери? Мама? Егор?»
Егором звали маминого старшего брата, хотя он всегда был для нее больше, чем брат. Егор заменил Кире родителей, которых рано не стало, был ее лучшим другом, помощником, спасителем. Без него Кира бы не справилась ни с чем. Инга никогда не называл Егора дядей, только по имени. Если сообщения присылает он, значит с мамой что-то случилось. Чего-то подобного Инга ожидала уже давно, учитывая мамины проблемы.
Она смотрела, как учительница со знанием дела выключает телефон, и уже хотела хоть как-то выразить протест вопиющему произволу, когда в класс модельной походкой вошла завуч.
– Здравствуйте, дети! – поприветствовала она школьников, которые лениво и неохотно начали вставать со своих мест. – Светлана Ивановна, – учителю достался снисходительный кивок.
– Софья Владимировна, здравствуйте! – голос учителя стал заискивающе высоким.
– Спасибо, можете садиться. Прошу, начинайте урок, не обращайте на меня внимания.
Цокая шпильками, словно демонстрируя на подиуме свой стильный брючный костюм необычного оттенка зеленого цвета, Софья Владимировна прошла в конец класса. По дороге взглянув на рисунок в скетчбуке Инги и улыбнувшись сама себе, она села за парту, которую незадолго до этого освободил Кирилл.
Внутри Инги закипал гнев. Как же она ненавидела такое наглое вторжение в свое пространство. В голове прокручивались сценарии отмщения за свое попранное достоинство. Вот сейчас, наплевав на всё и всех, она встанет, подойдет к мерзкой училке, посмотрит на нее сверху вниз полным ненависти взглядом, возьмет с учительского стола свой телефон и скажет: «Если вы еще хоть раз посмеете так обращаться со мной, я… Я…»
