«Ничего вы не понимаете. Я не ленюсь, просто не хочу тратить на это время, у меня есть дела поважнее», – думал Белый.
И в школе, и по дороге домой он продолжал фантазировать. Белый рисовал себе сюжеты про побег из дома. В своих мечтах он представлял, как пробирается на корабль, который плывет в теплые края, как можно дальше от этого места, где только холод и снег, постоянно нет солнца, есть противная школа и вечно кричащие друг на друга мама с папой. Больше года назад, как только он пошел во второй класс, жизнь резко испортилась. Мама с папой стали постоянно ругаться, а младшая сестра молчала так невыносимо, что он готов был поколотить ее, лишь бы она выдавила из себя хоть какие-то звуки, пусть даже это будет противный плач.
Сестра… Стоило Белому вспомнить о ней, как все его радостные мысли про побег растворялись, как пар над кастрюлей супа. Что делать с Малявкой? Оставлять одной в этом кошмаре как-то не по-мужски. Он ведь старший брат. Он должен ее защищать. Но и с собой брать не вариант. Она слишком маленькая. Да еще и дурочка.
Он всегда был невысокого мнения об умственных способностях своей сестры. Малявка не разговаривала лет до четырех. Ее даже к врачу водили. И доктор помог. Девочка начала говорить, точнее сначала петь. Ля-ля-ля и ту-ту-ту стали превращаться в слова, и первым таким словом стал «Татик». Малявка так обратилась к брату, и называла его Татиком довольно долго, пока не стала разговаривать получше. Но после нескольких затрещин от отца сестра как будто вернулась на пару лет назад. Она не пела, говорила в основном «да», «нет», «мама», а брата снова стала называть Татиком.
«Тупеет Малявка», – думал он. Но «Татик» было лучше, чем «эй» от отца и грустное «сынок» от мамы. Сам же себя мальчик называл Белым, даже думать стал о себе именно так. Собственное имя стало ему противно. Если он слышал его дома, то обычно это означало «жди беды». И Белый чувствовал, что настоящая большая беда не за горами, что-то очень плохое должно вот-вот случиться. Что-то похуже того, что уже творилось в их семье.
Белый постоянно боялся, терпел, придумывал, как сделаться незаметным, или что еще такого соврать, чтобы папа отстал от него или не приставал к сестренке. Но вот придумать что-то такое, чтобы папа отстал и от мамы, никак не выходило. Брать огонь на себя, спасая маму, значит подвергать опасности сестру. Ну и себя, конечно. Как ни крути, за себя он тоже боялся. Видимо, не такой уж он и смелый. Конечно, третий класс, это не девятый какой-нибудь. Он еще не такой умный и сильный, не такой взрослый.
Малявка сильнее сжала его руку, и Белый повернулся к ней. Он тут же скорчил глупую рожицу с высунутым языком, но сестра и не подумала улыбнуться. Белый чуть не прикусил язык, когда в квартире громко хлопнула входная дверь.
Кто-то ушел? Кто-то пришел? Сердце Белого забарабанило, и, казалось, переместилось из груди в горло. В такие моменты он чувствовал себя слабым и беззащитным олененком, как Бэмби из мультика.
Он аккуратно взял со стола будильник. Маленькая стрелка была на букве «Х». Белый уже знал, что это цифра десять. Поднеся указательный палец к губам, брат приказал сестре помалкивать. Он залез на второй ярус их кровати, и, сжав кулаки, уставился в потолок широко раскрытыми глазами.
– Только ни звука, – прошептал Белый, и через мгновение дверь их комнаты приоткрылась.
