Чтобы не создалось впечатление о некоторой узости лексической базы журналистки, приведем фрагмент, свидетельствующий о ее уважительном отношении к герою очерка.
Вот он сидит передо мной, человек, который должен был быть заклеймен еще в начале 70-х. Но не был. Как-то протискивался бочком, ни разу не замаравшись. Я это выяснила – не было.
Этот не содержащий ни метафизики, ни экскрементов отрывок заметно выигрывает в сравнении с предыдущими. И даже четырехкратное использование глагола «быть» почти не снижает качество текста.
Языковое богатство другой литературной дамы читательница характеризует следующим образом:
В романе… своим читателям и почитателям с обезоруживающим прямодушием писательница заявляет: «Чтобы вы сдохли все, дорогие мои читатели, поклонники моего таланта». Согласитесь, что это беспрецедентное и единственное в своем роде признание в истории мировой литературы.
Можно только подивиться авторской осведомленности и изобретательности в подборе эпиграфов к каждой главе повести. Воспроизведу полностью один из них: «Глаз развращается, ухо позорится, – и вообще нет слов для этой непристойности» (Иоанн Златоуст). Эта мысль кажется особенно справедливой и мудрой, когда знакомишься с отдельными местами повести, щедро сдобренными ненормативной лексикой: «Пидор гнойный! Забудь свои вонючие мечты! А насчет квартиры – отсосешь у дохлого бедуина! Не бросай трубку, сука, я еще не все сказала!». Эту страстную речь, адресованную собственному отцу, произносит директор консерваториона (так называются в Израиле музыкальные школы), в ведении которых находится семнадцать педагогов и двести пятьдесят учеников.
Иногда в том же ключе действует и сам автор, предлагая, например, читателям весьма своеобразную расшифровку некоторых ивритских слов. Вот какой ассоциативный ряд возникает у писательницы в связи со словом «МАТНАС»: «МАТ-НАС. Такой вот матрас с поносом, носок с атасом, матом он нас послал». Или в связи со словом «хеврэ»: «хари хавающие, врущие, рыгающие, харкающие».
Это же художественное произведение анализируется в заметке двух литераторов.
…стоило бы упомянуть и о ненормативной лексике, щедро уснащающей речь «директора консерваториона»… Таисья режет правду матку, не стесняясь в выражениях… …Демонстрировать ее шутки – прибаутки затруднительно: каждая из них – в спасительном контексте – выразительна и колоритна….
Говорят, начитанные подростки вместо осточертевшего трехбуквенного сочетания расписывают заборы образцами директорской лексики.
От прозаических текстов перейдем к женской лирике, нежной и целомудренной.
Талантливая, молодая поэтесса дарит публике такое чарующее откровение:
«Когда пылают щеки от экстаза,
И с губ срывается какой-то хриплый стон,
Нелепо думать о починке унитаза
И о покупке мяса на бульон»…
Отрадно видеть, что фаянсовый образ нашел применение в поэзии.
Следующая цитата убеждает в том, что богатство языковой палитры поэтессы не исчерпывается рифмой «экстаз – унитаз».
«Не в бровь, а в глаз, не в шутку, а всерьез,
Он задал ей банальнейший вопрос:
«Мол, дашь ли мне, ведь ты на то и б… дь…»
«Да дать-то дам. А ты сумеешь взять?..»
Не менее расковано и другое Дитя Порока:
Я не понимаю снова:
До коих пор, с которой стати
Я все тебе простить готова
Под неуемный скрип кровати.
Строфа из столь же остросюжетного стихотворения продолжает и развивает тему:
Пределен риск и коитус смертелен, —
