Когда аудитория Аджана Чаа состояла из одних монахов и монахинь, он больше фокусировался на использовании отречения как ключевого аспекта методологии практики. Поэтому его наставления касались препятствий, ловушек и соблазнов, которые сопутствовали такому образу жизни. Поскольку средний возраст члена монашеской общины в монастырях Таиланда колеблется между двадцатью пятью и тридцатью годами, то для безупречного сохранения целибата столь молодые люди нуждались в наставлениях Аджана Чаа о том, как управляться со своей бурлящей сексуальной энергией. Получив надлежащие наставления, они могли гораздо проще направлять и использовать эту энергию, трансформируя её таким образом, чтобы она служила развитию концентрации и прозрения.
В определённых случаях наставления, предназначенные для монашеской общины, подразумевают более жёсткую форму, чем те, что предназначены для мирян. Это можно заметить, например, в беседе «Дхамма-сражение». Подобная манера наставлений в стиле «пленных не брать» характерна для многих учителей тайской лесной традиции. Такие слова направлены на то, чтобы зажечь у слушателей «сердце воина» – отношение в духовной практике, которое позволяет практикующему быть готовым вытерпеть любые сложности и сохранять при этом мудрость, терпение и веру, вне зависимости от того, с какими трудностями он столкнётся.
Время от времени подобная манера наставлений может выглядеть как воинственная или вызывающая, поэтому читателям следует помнить: замысел подобной риторики заключается в том, чтобы вдохновить практикующих, наполнить их сердца силой, способной оказать им поддержку в борьбе за освобождение ума от страстного желания, ненависти и неведения. Как однажды сказал Аджан Чаа, «каждый, кто всерьёз посвятил себя духовной практике, должен быть готов к многочисленным проблемам и препятствиям». Поскольку тренировка заключается в том, чтобы противостоять привычке к эгоцентризму, ответных ударов никак не избежать.
В завершение объяснения этого аспекта учений Аджана Чаа, особенно тех, которые можно расценивать как «высокие» или «уводящие за пределы», важно заметить, что он не приберегал подобные учения специально для монахов, скрывая их от мирян. Если он интуитивно считал, что группа учеников готова к получению учений наивысшего уровня, он делился ими открыто и ничего не утаивал, вне зависимости от того, из кого состояла эта группа – монахов или мирян. В качестве примера можно привести беседы «В направлении необусловленного» и «Неподвижная текущая вода», где он говорит следующее: «В наши дни люди обучаются, выясняя, что есть добро, а что зло. Но о том, что лежит за гранью добра и зла, они и понятия не имеют». Как и сам Будда Шакьямуни, Аджан Чаа никогда ничего не прятал в рукаве и решал, чему именно учить определённых людей, основываясь лишь на том, какую пользу им принесут эти учения, а не на том, какие они приняли обеты или насколько высок их статус в общине.
Борьба с предрассудками
Одной из широко известных черт характера Аджана Чаа была его готовность развеивать предрассудки, связанные с буддийской практикой в Таиланде. Он подвергал нещадной критике магические амулеты, обереги и обряды гадания, которые были широко распространены в тайском обществе. Он редко рассуждал о прошлых или будущих жизнях, других мирах, видениях или телесных переживаниях. Если кто-то приходил к нему с просьбой подсказать, какие номера выпадут в следующем розыгрыше лотереи (обычный для тайцев повод прийти на аудиенцию к одному из известных учителей), то обычно оказывался без промедления отправлен восвояси. Самой бесценной драгоценностью он считал Дхамму, потому что именно она предоставляла истинную защиту и безопасность, хоть ею и пренебрегали в пользу сиюминутных незначительных улучшений обычной жизни в
