— Наезжал первое время. Год уже не был. Я жду, что явится все же деньги просить… А комнаты… комнаты — то пустое, во флигеле он жил. Мужики его по моему указанию в дом не пускают.
Она еще немного молча посмотрела в окно, тряхнула головой, закрыла створки, опустила легкие светлые занавеси и лишь после этого обернулась. Софья очень старалась сохранить безразличие и скрыть боль, я почувствовала укол, что затронула эту тему.
— Я уезжаю, как только мне мужики говорят, что коляску приметили. Обычно в скит, в женский скит ему хода нет. Любушка…
Она покусала губы, задумчиво потерла лицо, села за столик и пристально посмотрела мне в глаза.
— Любушка, я снова уеду, как только он явится. Боюсь я его, не хочу видеть. Вы примите его, узнайте, что ему надо, и если что будет от меня нужно, любую девку отправьте в скит, они дорогу хорошо знают. Если деньги… — она вздохнула. — Кабы можно было все деньгами решить, как было бы славно, правда?
Все можно решить деньгами, милая, абсолютно все, ты умна, но еще не настолько опытна, чтобы научиться применять замечательные звенящие кружочки по назначению. А может, не знала нужды, и тебе трудно представить, что у каждого есть цена, главное — угадать эту цену, не предлагать больше, иначе человек решит, что это обман. Чуть меньше, чем требуется, а еще лучше — намного меньше, и некто извернется, чтобы вытрясти из тебя всю необходимую ему сумму.
— Не тревожьтесь, Софья. Я все решу.
Порой и я расслабляюсь некстати, получаю удар и не успеваю отбить.
— Вам, Любушка, с Соколино бы сперва разобраться, — с чарующей улыбкой огорошила меня Софья. — Матушка ваша всем заправляет, а ведь имение ваше и Надежды Платоновны, а вы, барышня, в чужом доме за девками крепостными доглядываете.
Ах ты мелкая змея! Но ты права, необходимо этим заняться. Из долгих, порой утомительных бесед с моей юной хозяйкой и немногословным Мартыном Лукичом я успела узнать, что вдова в этом мире и времени ничего не наследует после смерти супруга и все отходит детям, и будь у моих родителей сыновья, мне и сестре досталась бы какая-то очень ничтожная доля. Но у моих родителей не было сыновей.
Как подобраться к имению, я не знала. Был шанс, что отец вовсе лишил меня наследства, а матери как раз все и завещал, но я не могла это выяснить, находясь в Лукищево. Нужно было ехать в Ленберг, в столицу, тратить несколько дней, и я отложила поездку на месяц — дольше тянуть не получится, если я хочу что-то выяснить, мне нужно сделать это до того, как живот станет мешать мне быстро и долго ходить. И лучше будет, если к моей поездке запустят железную дорогу, а все к этому уверенно шло.
Несколько раз Софья мне намекала, что с матерью стоит попробовать примириться, поскольку тогда у меня будет больше шансов добраться до документов. Я кивала, соглашаясь, но Софья не знала, что я слегка потрепала мать, и сильнее меня беспокоило, что княгиня вдруг решит, что в моих услугах более не нуждается, и мне придется искать новое место. Но пока, несмотря на регулярные разговоры, дальше настойчивых и, бесспорно, от души, добрых советов дело не шло.
Я признавала правоту Софьи — я, не зная всего, сорвалась, катастрофически поспешила, но я не искала оправданий и не ругала себя за день, когда я перешагнула черту. Речь шла о моем ребенке, и я, не задумываясь, оттаскала бы мать за космы еще не один раз, и черт с ним, с наследством. Если оно мне принадлежит, я найду способ его вернуть, но никто не имеет права поднимать руку на мою дочь. Никто.
