Громобог пугал даже образованную Софью. Мне тоже было не по себе, потому что я так и не забыла ужасающий ураган девяносто восьмого, который взял и перевернул мою жизнь. Потом был шторм, который я не пережила, и в нынешнем буйстве стихии я угадывала нехорошее предзнаменование. Я ждала, что что-то изменится и сейчас, но обошлось, пусть я не пела вместе со всеми тихие мелодичные песни, обрывая пение, когда гремел гром, а просто шевелила губами. Утром, когда все улеглось, по окрестностям понеслись мужики и молодые бабы, но ничего критичного не произошло, разве что залило не самые удачно расположенные огороды, и Софья что-то долго и сердито выговаривала тощему агроному в очках. Я сидела рядом и с каждым словом Софьи все сильнее мрачнела: я не понимала ничего, и исправить это в короткие сроки, конечно же, никаких шансов у меня не было.
Распорядок дня моей хозяйки некоторым образом развязывал мне руки. Я, пользуясь тем, что вторую половину дня почти неотлучно была при Софье, нет-нет да и переставляла прямо на ее глазах вазочки или поправляла салфетки, и она оставалась равнодушной к моим экспериментам. Я отказалась от мысли, что у нее психическое расстройство, и с облегчением принялась решать вопрос с загаженной половиной имения радикальными методами.
Я поймала вечно занятого Мартына Лукича, рассчитывая, что он приоткроет мне тайну с уборкой, близкой к какому-то обряду, но Мартын пожал плечами, мол, то бабье дело — за домом смотреть, и я расспросила Ефимию.
Увы, и тут ждала неудача — заведено так и все, а гора белья росла, невзирая на все наши старания, и если бы не изобилие всяческой декоративной ерунды, рано или поздно закончились бы и салфеточки. Мое терпение иссякло одним сказочным ясным утром, я выстроила девок и баб и определила на работу по дому одну из них, а остальных отправила разбирать и стирать белье и прибираться в холопских комнатах.
— Не вами заведено, барышня, не вам и менять! — глядя на меня исподлобья, проговорила высокая крепкая девка, и хотя она явно не одобряла мои начинания, это было уже кое-что.
— А кем заведено? — высокомерно хмыкнула я, оглядывая поразительно недовольную дворню. Главное, я не понимала — чем. Работа как работа, она ничем не отличалась от прочей.
— Барином! — припечатала девка, и я потеряла дар речи, но виду не подала. В ту ночь, когда моя жизнь здесь изменилась к лучшему, хотя надежды на это не было уже никакой, дед Семен и Степка дали мне понять, что барина не ставят ни в грош и забыли, как он выглядит.
Князь Убей-Муха вскружил голову не только своей юной супруге?
— Как давно он здесь был, барин? — все с той же нарочито надменной гримасой спросила я. Софья не упоминала, что ее муж в имение приезжал, вероятно, она опустила подробности неспроста. — Его сиятельство сюда носа не кажет.
— Его сия-а-ательство! — протянула все та же не в меру нахальная девка и понимающе переглянулась с остальными. По комнате пронеслись негромкие смешки. — Что ему нос казать, когда ее сиятельство, как он приедет, шасть из дому! Последний раз его сиятельство тут без малого седмицу торчал, пока урядник от барыни не приехал да не выгнал его взашей. Нашли тоже барина, барышня. Мы люди ее сиятельства, какой он нам барин. Он нам не указ.
Терпение — величайшая из добродетелей, напомнила я себе, и иногда приходится довольно долго ждать на берегу реки. Но труп врага, плывущий мимо, искупит все.
