Завершив работу над рукописями двух последних упомянутых книг, я вернулся к психологическим исследованиям. Наблюдения, которые я опубликовал в статье «О качествах боли» в 1915 году, относились к области моей работы в эмоциональной психологии. Помимо тупой и яркой боли, я различал и другие качественные оттенки боли, возникающие в определенных частях тела (в слуховом проходе, на чувствительном дентине).
В 1916 году он опубликовал эссе «Gefühlsbegriff und Lust-Unlustelemente» («Понятие чувства и элементы удовольствия и неудовольствия»), в котором пришел к выводу, что удовольствие и неудовольствие принципиально отличаются от всего остального, что называется чувством. Удовольствие и неудовольствие – это элементы сознания, то есть элементы, основанные на других фактах сознания, которые отличаются от всех других элементов сознания особенностью своего качества, своей неиндифферентностью, а значит, своей уникальной функцией в жизни воли и своим отношением к расцвету физико-психического организма, своим биологическим значением. Другие чувства, которые, в отличие от «алгедонических» или элементов удовольствия-неудовольствия, возможно, следовало бы называть только чувствами, – это сложные факты сознания, представляющие себя как состояния субъекта, состоящие из слияния ощущений, алгедонических элементов, интеллектуальных компонентов, возможно, также волевых импульсов, и особенностей хода сознания, при которых тот или иной компонент может преобладать или отсутствовать.
В книге «Мозг и душа» я подробно критиковал гипотезу физиологической памяти и рекомендовал гипотезу памяти психической. В принципе она очень проста: предполагается, что следы или остатки памяти – это сознательные факты, которые стали бессознательными (неощутимыми) и продолжают существовать в (психическом) бессознательном, а ассоциации между остатками представляют собой связи между бывшими сознательными фактами, которые продолжают существовать в бессознательном. Но если остатки памяти и ассоциации следует искать в душе, а не в мозгу, то как получается, что повреждение мозга может вызвать нарушения памяти? По этому вопросу я заявил в опубликованном в 1916 году эссе «О физиологической и психической гипотезах памяти», что психическая гипотеза памяти должна предполагать, что воспроизведение остатков, возвращение содержимого души из бессознательного владения памяти в сознание, требует сотрудничества мозговых процессов, чтобы объяснить те физически вызванные расстройства памяти. Расширение этого взгляда привело меня к той форме теории взаимодействий, согласно которой психические процессы оказывают направляющее влияние на физические процессы, сопровождающие их в тесной причинно-следственной связи. Если расширить теорию взаимодействий до психовитализма, то получается, что душе приписывается ведущая роль во всей области жизни, которая определяет различие между живыми и мертвыми, функциональные явления и т. д.
Другое эссе, также появившееся в 1916 году, было озаглавлено «О критике параллельно-спиритуалистического монизма». Эта особенно впечатляющая форма параллелизма, которую отстаивали Фехнер, Паульсен, Хёффдинг, Эббингауз, Хейманс, Стронг, Эйслер и другие, основана на предположении, что «внутреннее существо», бытие-в-себе мозга или определенных небесных явлений идентично нашему сознанию. Теперь можно показать, что «бытие-в-себе» мозга или определенных небесных явлений или процессов должно обладать определенными формальными, например числовыми, характеристиками. Сознание и его компоненты, однако, не обладают этими характеристиками, а потому не могут быть тождественны «самому» мозгу или определенным мозговым явлениям.
