Немиров дол. Тень - страница 21

– Страшно было, когда подземцы напали? – спросил Ратмир, неспешно ковыряя стебельком в зубах. Яры с любопытством ждали ответа.

Дарьян озадачился. Вначале геройствовал лишь потому, что о ратных, в книгах обычно хорошо заканчивающихся подвигах читал много, а в настоящем бою не бывал, но когда подземец на него прыгнул, то испугался почти до ступора. И разом тогда вдруг понял, как по-детски глупо и опасно тыкать в бою воина палкой. Сказать всё это вслух язык не поворачивался, прекрасно понимал, что такая глупость и такой страх – позор. Но и говорить, будто глазом не моргнул – нелепо, ясно, что враньё.

– Да, было страшно, – твёрдо заявил Дарьян. А от подробностей воздержался.

Шуток не последовало. Ратмир кивнул и отвёл взгляд. Внезапно Дарьян осознал, что парень этот в свои девятнадцать или около того вёсен сам хорошо знает, что такое рубиться насмерть, знает страх последнего мига жизни с безусловным сжатием всех мышц, замиранием работы кишок и желудка.

– Что ж у тебя оружия-то не было? – спросил щуплый парнишка, который, видимо, один имел право подпирать поясницей княжеское ложе. Его лицо с тонкими чертами и маленькими глазками напоминало мордочку хорька. Он широко расправлял плечи, старался сгладить впечатление маленького роста, и, похоже, это стало у него привычкой.

– Я ведь не воин, – нехотя ответил Дарьян.

Кто-кто удивлённо поднял брови, другие нахмурились.

– Но ведь и не из простого люда, – пробасил краснощёкий. – У вас что, и правда никто, кроме горстки княжеской рати, биться с оружием не умеет?

Дома Дарьян этого не стыдился, но здесь почему-то почувствовал иначе. Отец заставлял учиться грамоте, купеческому делу, натаскивал, как отличить хорошее зерно от плохого, которое не долежит до весны, сызмальства водил по торжищам, учил сбивать цену. К воинам относился с небрежением: всего лишь наёмная расходная сила для охраны земельных границ и купцов. По сути – дармоеды, по большей части – неучёные, неспособные к ремеслу бездари.

Даже после двух поражений от яров, после того, как стали данниками, многие плугари продолжали думать так же. Так думал и отчим Бразд. А у молодых плугарей было иное в голове, и Дарьяну изредка всё-таки удавалось сбегать с друзьями на ратный двор, где старые вояки, обласканные вниманием мальчишек, учили юнцов держать меч.

– У них большинство мужей по-прежнему предпочитают пахоту, – ответил за него Ратмир. – В поле работать тяжко, но вернее жив останешься. А от войны можно и зерном откупиться.

– Ты что же, и меча в руках никогда не держал? – искреннее сочувствие Могуты Дарьяна добило.

– Конечно держал! У нас уже многое меняется, большинство молодых мечному бою учатся, – приврал от досады. – Только времени на это, знаете ли, мало остаётся. У нас освобождены от работы в поле только старые и малые совсем, купцы да несколько бояр. Даже княжич наш весной за плугом ходит. Зерновая дань сама не растёт, – и с вызовом посмотрел на Ратмира.

Тот усмехнулся.

– Понравился бой тем утром?

Ответить Дарьян не успел: дикое протяжное ржание обернуло все лица на вход в конюшню. Вороной жеребец рвался из рук Краса, взлягивал, будто бил невидимого врага копытом. Всё-таки вырвался, шарахнулся к телеге, в три прыжка вокруг себя обернулся.

– Да чтоб тебя! – в сердцах рявкнул Крас.

– Аркан!

– Искр буянит! – закричали отовсюду.

От бьющих во все стороны копыт парни кинулись врассыпную. Не спуская глаз со взбесившегося коня, Дарьян тоже шарахнулся прочь, сшибся с кем-то, упал, вскочил. Резко обернулся на исступлённое ржание за спиной, вскинул голову. На фоне вечернего ослепительного солнца будто замерла чёрная тень вставшей на дыбы лошади. К горлу подкатила дурнота, мир поплыл, а потом стремительно затянулся тьмой…