Немка. Повесть о незабытой юности - страница 35

Позднее мы узнали, что его в наручниках, с руками за спиной, увезли сначала в Родино, оттуда в Кулунду. Об этом рассказал нам молодой парень, который в то время был в Кулунде. На обратном пути оттуда он встретил эскорт с моим отцом. Мы спросили, не видел ли он ноги отца, может, и ноги были в кандалах. Нет, он не видел. А у меня все вертелось в голове: „За что? За что?"

Когда я вернулась из сельсовета, у нас была тётя Анна. Все были заняты уборкой, не переставая плакать. Я должна была рассказать всё, что видела и слышала в сельсовете. „А папа сказал, что он скоро вернётся, что он ни в чём не виноват", завершила я свой рассказ.

После обеда состоялся семейный совет. Теперь в нашем доме остались две старые женщины, две пятилетние девочки и я.

Прежде всего, мне хотелось бросить школу. Я думала, этим окажу большую поддержку матери и Лисбет, которые обе не говорят по-русски, обе слабого здоровья и, в общем, уже старые. Только я заявила об этом, как одновременно Мария и Анна произнесли: „Нет!", и сказали, что обещали отцу дать мне возможность учиться, пока Элла в трудармии. И чем бы я теперь, зимой, могла заниматься в колхозе, а после школы, дескать, всё равно все лето, пока снег не выпадет, работаю в поле. Твердо было решено, что я буду ходить в школу. Тогда я пожелала утром рано, до школы, воду из колодца брать и очищать пригон от навоза, чтобы помочь матери. И это предложение было отвергнуто, а осталось только воскресенье, когда я постоянно носила на коромысле воду из колодца, наполняя все имеющиеся бачки и вёдра.

Моя мать мне показала протокол обыска, который и теперь у меня хранится. Один работник НКВД и два гражданских лица провели домашний обыск. Забрали они Библию, молитвенную книгу и 23 письма, написанных готическим шрифтом (старонемецким), и все они были адресованы бабушке Лисбет. Маленькую молитвенную книжку в костяной обложке мать всегда носила в кармане фартука. Во время обыска она её сунула незаметно одной из близнецов. Они обе спрятались за дверь и там громко ссорились из-за неё. Если бы обыскивающие хоть слово понимали по-немецки, они бы и её забрали (к сожалению, она после смерти моей матери потерялась).

В этот день, в день ареста моего отца, молились наши женщины за него по одной этой оставшейся книжке. Я верила в его слова, что он невиновен и скоро вернется. Было непостижимо и невероятно, что его арестовали.

Мама проводила меня на следующее утро в школу с наилучшими пожеланиями. В классе уже все собрались, когда я вошла, но на мое приветствие никто не ответил. Этого я не ожидала. И все делали вид, будто чем-то заняты, никто и не замечал меня. Маня… Маня пересела на другое место. Со мной никто не сидел. Я осталась одна. В голове все смешалось, одна мысль сменяла другую. Я не знала или не хотела знать, как расценить все это. Прежде всего, я никак не могла понять, что Маня меня оставила. До конца всех уроков я сидела одна. За весь день никто не обмолвился со мной ни словом и никто ни разу не обернулся ко мне. Почему я не ушла? Из трусости? Или наоборот? Но в эти часы я приняла твердое решение оставить школу навсегда. Я неподвижно сидела и ждала, пока все покинут классное помещение. Еще немного посидела. Когда я вышла в коридор, то глазам своим не поверила. В коридоре стояла Роза и ждала меня. Некоторое время мы безмолвно стояли друг перед другом… Рука в руку мы пошли домой. Роза хотела, чтоб я с ней пошла к ним домой. У неё был день рождения. Я отказалась, ссылаясь на дело с моим отцом. Роза возразила, что всё знает, что для неё это не имеет никакого значения. И она пошла со мной спросить разрешения у моей мамы. Мать не надо было уговаривать, она даже обрадовалась Розиному приглашению. Из сундука она достала оставшуюся после Мариенталя декоративную фарфоровую шкатулку в виде светло-зелёного огурца с пупырышками, лежащего на большом огуречном листе. Огурец имел продольный разрез и белую полость. Особую красоту изделию придавало глянцевое покрытие. Это был подарок для Розы. Ей он очень понравился. У неё дома нас встретили её мама Анастасия, их невестка Антонина Фёдоровна и Вера, племянница Розы и наша одноклассница и подруга. Все меня тепло встретили, выражали глубокое сострадание и находили слова убедительного утешения и ободрения. Они как будто сняли тяжесть с моих плеч, тяжесть чувства вины за моего отца. За этот день я и сегодня благодарна этой семье, семье Шевченко. И этот день укрепил нашу дружбу с Розой.