Немного тьмы (на краю света) - страница 9

А мне даже не стыдно. Мне ужасно хуево. Какой я поц, зачем я это все рассказал? Я вспомнил тесную, жаркую кабинку, где я продавал пополнение на мобильные телефоны в ночную смену, и жгучую горечь трамадола, если рассосать желатиновую капсулу. Почему, как только меня спрашивают о личной жизни, я начинаю врать что-то вроде вот этого? Потому что как только я решу для себя в одиночестве, что вот этому человеку можно будет открыться, как встречаю этого человека и сразу почему-то меняю свое положительное мнение о нем.

Повсюду сереет, и воздух наполняется таинственным серебристым блеском. Из палаток начинают вылезать намоленные растаманы и другие существа, которым яркие лучи режут по зрачкам. Эти высохшие создания двигались, как паралитики на морозе, но при том ухитрялись обмениваться восторженными репликами о местных красотах и удивительной свежести воздуха.

– Поужинаешь со мной? – спрашиваю у Вики. Та утвердительно кивает, и я отправляю ее за миской и ложкой.

Запариваю в кипятке три пачки «Мивины». Вика приносит с собой немного растворимого кофе в жестянке. Небо усыпается звездами. Снизу, где все добрые и недобрые отдыхающие собираются возле общего костра, доносятся радостные голоса и мажорные аккорды гитары. Стрекочут тамтамы и бубны. Там, внизу, радость и праздник. Здесь сидит понурая девка с ошейником (она любит, когда ее привязывают?) и лысый субъект без следов паспортных данных на лице – ненадежный компаньон на вечер. Они едят кару небесную быстрого приготовления. Лысый субъект – это я о себе. На побритом затылке у меня тоже татуировка. Она означает алхимический знак «сульфур». Эх, шкворчать мне за дела мои в аду. Впрочем, я не верю в ад.

Как известно, «Мивину» можно употреблять как первое блюдо, так и как гарнир. Мы остановились на «первом блюде». Я наваливаю путаные клубы вермишели себе в пасть и чувствую сытое удовлетворение. Я снял ботинки и грею пятки у огня. Ветер дует из долины, задувает дым в глаза. От этого гляделки слезятся. Наутро будут как разваренные галушки. Закуриваю и угощаю сигаретой Вику. Я взял с собой целый блок сигарет с фильтром. В розницу они стоят одна гривна за пачку. В кругу моих друзей (если их так можно назвать) это считается особым «протестным» пафосом. Они не знают, что я курю эти сигареты из соображений более прагматических. Носков я не ношу также не из-за идеологии.

По долине ползет холодный сумеречный покой. В лесу оживляется птичий гомон. Становится чуть прохладнее – не настолько, чтобы беспокоиться о какой-то одежке. Вика, отмечу, вернулась уже в рубашке.

Наконец девушка заканчивает есть. При свете огня ее черты слегка смягчаются. В умеренных дозах ею даже можно любоваться.

Снова ставлю на огонь котелок с водой. Я придумал красивую треногу для котелка. Вместо того, чтобы пердолиться с рогатками, которые нужно крепко вбить в землю, я связал вместе три палки. Получилась тренога, поддерживающая котелок силой натяжения шнурка. Ее легко регулировать. Она прочная и простая – жемчужина «зеленого» хай-тека.

Вика закуривает. Она постоянно курит и, даже когда выдыхает, сигарету держит тут же, возле губ. Вика хватается ртом за фильтр, будто за кислородную трубку. Ее кожа выдает в ней большого друга никотина.

Вика курит и засматривается на огонь. Засматриваться – это что-то уникальное в человеке. Когда ни с того ни с сего взгляд замирает в неожиданной позиции и замечает точку, в которую хочется впиваться глазами. Неграмотно говорить в таких случаях «задумался», потому что когда засматриваешься, на самом деле не думаешь, а только смотришь. А еще говорят, нельзя человека отрывать от того, на что он засмотрелся, потому что тогда в голове у него может что-то там соскочить с резьбы, и он бросится на тебя и покусает голодными глазами.