Неоволжье - страница 4

Однако, не все его начинания встречали понимание. С горящими глазами Геннадий пробовал заинтересовать местных школьников нейронауками, рассказывая им о тайнах мозга, о потенциале искусственного интеллекта, о том, как эти знания могут изменить мир. Он верил, что именно в юных умах кроется ключ к будущему Вятского. Но реальность оказалась куда прозаичнее и тяжелее. После изнурительного учебного дня, проведённого в старых классах, у детей просто не оставалось сил на сложные, абстрактные темы. Их глаза тускнели от усталости, а внимание рассеивалось. Родители же, озабоченные ежедневным выживанием, поиском работы и пропитания, не видели в нейронауках никакой практической пользы. Для них это было лишь очередное «баловство», отвлекающее от реальных проблем. «Зачем это нужно?» – спрашивали они, – «Разве это поможет заработать на хлеб?» Эти вопросы, полные прагматизма и отчаяния, больно ранили Гену, но не сломили его дух. Он понимал, что путь к возрождению будет долгим и тернистым, но его вера в Вятское оставалась непоколебимой.

Геннадий, неисправимый мечтатель, грезил о создании в Вятском не просто фермы, а целого инновационного агрокомплекса, который бы работал на передовых принципах геномной медицины. Он представлял себе лаборатории, где учёные, словно алхимики нового времени, будут исследовать ДНК растений, выявлять их скрытый потенциал и модифицировать их на генетическом уровне. Его главной целью было вывести новые, супер-устойчивые сорта растений – пшеницу, которая не боялась бы засухи, картофель, неуязвимый для фитофторы, и овощи, дающие богатый урожай даже в самых сложных климатических условиях Вятского, будь то аномальные морозы или затяжные дожди. Это было бы не просто сельское хозяйство, а настоящая научная революция, способная обеспечить продовольственную безопасность региона и даже страны. Однако, суровая реальность быстро возвращала его с небес на землю. Без доступа к современным, дорогостоящим лабораториям, оснащённым секвенаторами ДНК и мощными микроскопами, без квалифицированных генетиков, готовых переехать в глубинку, эта грандиозная идея оставалась лишь красивой, но недостижимой мечтой. Средства и кадры были за пределами его возможностей, и это вызывало глубокое разочарование.

Но Геннадий не сдавался. Его пытливый ум искал новые, нестандартные пути. Особенно захватывала его идея использования старинных, пропитанных историей зданий Вятского для проведения научных исследований в совершенно иной, мистической области – темпоральных исследований. Он был убеждён, что атмосфера старины, насыщенная веками человеческих судеб, радостей и трагедий, может не просто вдохновлять, но и буквально стимулировать интуицию, открывать новые каналы восприятия. Гена считал, что эти древние стены, видевшие столько событий, способны стать своего рода резонаторами, помогающими учёным совершать прорывы в изучении времени. Он верил, что Вятское, благодаря своей уникальной, почти магической атмосфере, может стать не просто музеем под открытым небом, а своего рода «машиной времени», позволяющей учёным не только заглянуть в прошлое, чтобы понять корни событий, но и, возможно, предвидеть будущее, чтобы подготовиться к нему. Это была самая смелая и, пожалуй, самая безумная из его идей, но именно она давала ему надежду на то, что Вятское ещё сможет удивить мир.

Эти увлечения вызывали лишь усмешки и недоумение у местных жителей, считавших его чудаком. Отсутствие финансирования, бюрократические препоны и банальное неверие окружающих в успех его затей ставили крест на этих начинаниях. Каждая неудачная попытка оставляла в душе Гены горький осадок разочарования. Иногда Геннадию казалось, что он один против целого мира, что его мечты – лишь наивные фантазии. Но стоило ему увидеть улыбку ребёнка, читающего его сказку о храбром мальчике, победившим злого дракона, отравлявшего реку Ухтомку, или восхищённый взгляд старика, смотрящего на его портрет, в котором он увидел отражение своей молодости, как он снова обретал силы и веру.