Неправильный разведчик Забабашкин (ФИНАЛ) - страница 5



– В каком, вы говорите, городе архив с моим делом? – переспросил он, когда я закончил.

Я понял, что переборщил с историей и решил предать всё огню.

– В Новске дело было. У железнодорожного депо. Но вы не волнуйтесь. Там всё сгорело дотла. Там рядом состав с боеприпасами стоял. Он взорвался, и полгорода разнесло.

– А архив?

– Я лично видел при отступлении, что вагон с архивом сгорел, – в очередной раз решил соврать и сгустил краски. – Да там не то что вагон, там от города камня на камне не осталось, люфтваффе, наверное, пару тысяч тонн бомб всяких на него вывалило, а потом танками раскатали то, что осталось!

Разведчик, до этого ходивший взад-вперёд, присел на лавочку, чуть подумал и спросил:

– А что ещё было в деле?

– Я точно не помню. Помню, что вы родились в городе Воронеж в 1890 году в семье служащего и учительницы немецкого языка…

И я рассказал часть биографии, которая была доступна в интернете. Учился в МГУ на юридическом факультете. По окончании университета был завербован и в силу хорошего знания немецкого направлен на работу в Народный комиссариат иностранных дел СССР. Вскоре прошёл обучение в созданной в 1931 году Генрихом Ягодой специальной Ленинской технической школе разведчиков под названием «Воронья слободка» и после этого в 1932 году был переправлен вначале в Италию, а потом и в Германию.

– Точных дат я не помню, но вроде бы всё так, – закончил свой рассказ я.

– Это уму непостижимо! – прошептал псевдо-фельдфебель, качая головой. – Просто сумасшествие какое-то!

Я вновь хотел было начать успокаивать разведчика, но тот вдруг резко повернулся и спросил:

– Скажите, а о чём-то более существенном вам известно?

– Вы имеете в виду ваши операции за рубежом?

– Да.

– Нет! Не знаю.

В этом я тоже решил слукавить. Знал я и помнил кое-что из его работы, вот только ему говорить не хотел. Не надо человеку лишний раз нервничать. Да и вообще, тема его биографии была очень скользкая. Я действительно даты не помнил, и если бы сейчас разведчику удалось втянуть меня в полемику, то могла бы случиться неприятная накладка. В рассказах об операциях я вполне мог упомянуть ту, которая ещё в этой истории не произошла, и тем самым мог нарушить в историческом процессе что-то важное как для меня, так и для нашей сражающейся с врагом страны. Исходя из этого, я решил больше ничего существенного про прошлое и будущее собеседнику не говорить и вообще дал себе установку с послезнанием обращаться предельно осторожно.

Разведчик посидел в задумчивости, а потом ругнулся на немецком:

– Это бред какой-то! Всё наша русская безалаберность и беззаботность! Секретный архив в вагоне какого-то городишки! – Он тяжело выдохнул, махнул рукой, повернулся ко мне и сказал: – Ладно, с этим потом выясню. А сейчас вернёмся к вам. Так, значит, вы фронтовик и воевали на фронте?

– Да.

– И вас в плен взяли?

– Да.

– А скажите, в каком звании вы в РККА?

– Ни в каком, – честно ответил я. – Обычный красноармеец. – А затем, кое-что вспомнив, добавил: – Правда, меня на время сделали комиссаром нашей дивизии, но потом, наверное, полномочия мои были сняты ввиду того, что дивизия вся погибла.

– Комиссаром дивизии?

– Да.

– В семнадцать лет?

– Да.

– Вы хоть представляете, как неправдоподобно и глупо это звучит? – вздохнул он.

– Представляю. Но что делать? Как было, так и рассказываю. Между прочим, Аркадий Гайдар в моём возрасте вообще полком командовал! И в РККА его тоже по возрасту не брали!