Непридуманные истории из жизни Страны Советов - страница 19

Однако мои рассуждения на эту тему не произвели на нашего героя никакого впечатления. Он запустил руку в карман и бережно достал из обложки партийного билета потертую временем фотокарточку.

– Вот, взгляните на эту фотографию, и Вы сразу поймете, какой я был красивый и поэтому имел серьезный успех у молодых девушек, а еще взгляните на этот орден, – и он ткнул пальцем в свою грудь, где красовался отсвечивающий матовым блеском орден Боевого Красного Знамени.

– Вы потом поймете, почему я Вам показал фотографию своей молодости и этот орден. Он мне очень дорог, я его получил под Сталинградом.

И он продолжил рассказ.

«Мы с Пахомом, четко соблюдая наши договоренности, зная от разведчиков ситуацию, ночью отвозили на нашей повозке раненых, а днем пережидали участившиеся бомбежки в подземном госпитале. Однажды, в этом подвале, где лежали раненые, я увидел очень красивую девушку с изумительной фигурой. Ее высокая грудь, тонкая талия и русая коса до пояса будоражили мне кровь и не давали покоя. Найдя благовидный предлог, я познакомился с ней и нашел в ее особе полное взаимопонимание и взаиморасположение, которое скоро переросло в любовь. К моей радости Тамара (так звали мою девушку) оказалась из нашего медсанбата, но я ее раньше не видел, так как в связи с нехваткой персонала ее временно перевели работать в подземный госпиталь. Мы начали с ней встречаться, выкраивая любую свободную минуту для свидания.

Но однажды разразился жуткий скандал. Надо мной снова нависла смертельная опасность, как в ту ночь, когда я по своей глупости отправился добровольно в разведку, которая едва не стоила мне жизни. Днем мы обычно встречались в минуты затишья, это приходилось на одно и то же время, так как немцы всегда соблюдали обеденный перерыв. Мы встретились с Тамарой у ставшей для нас любимой скамеечки. Прижавшись к ней потеснее и испытывая блаженство от встречи с ней, я протянул девушке букетик полевых цветов, сорванных мной на краю образовавшейся от бомб воронки. Увидев цветы, Тамара расцвела в улыбке. На ее пухлых щечках образовались мои любимые ямочки. Разглядывая ее и улыбаясь от переполнявшей мою душу радости, я вдруг услышал грубый с кавказским акцентом голос. Передо мной словно из-под земли появился наш грозный командир санитарного батальона подполковник Пруидзе. Его гортанный голос прозвучал над моей головой: «Что Вы себе позволяете, товарищ старший лейтенант? Любви захотелось? А в штрафной батальон за нарушение воинского устава Вам не хочется? По Вам давно уже плачет штрафной батальон. Я приказываю, Рябов, немедленного на переправу, шагом марш. Я тебе покажу любовь…». И тут он перешел на ненормативную лексику. Я вскочил со скамейки, как ужаленный, вытянулся перед командиром по стойке «смирно».

– Вольно, свободен, марш на переправу бегом!

Я схватил со скамейки лежащую на ней санитарную сумку и бросился бегом на переправу. А в голове билась мысль: «Вот и снова нашел на свою голову погибель». Из тех, кого направляли на переправу, мало кто оставался в живых. Этот приказ означал верную смерть, в лучшем случае – ранение. По этому приказу я должен был в течение шести часов находиться на переправе через Волгу, под рев штурмующих переправу вражеских самолетов оказывая медицинскую помощь раненым. В голове билась мысль: «Вот и конец всей моей жизни». Я прибыл на переправу как раз во время начавшейся бомбежки. Увидев глубокую воронку, образовавшуюся от ранее сброшенной с немецкого самолета бомбы, я нырнул в нее, как в омут, накрыл голову санитарной сумкой, моля Бога только об одном, чтобы он спас мне жизнь, и я надеялся на солдатскую мудрость, гласившую, что бомба в одно и то же место два раза подряд не падает. Немецкие самолеты через каждые пятнадцать минут утюжили переправу бомбами. От непрерывных взрывов я оглох, взрывной волной меня наполовину засыпало землей. Поэтому об оказании помощи раненым речь не шла вообще, помощь надо было оказывать мне, так как я превратился в живой труп, а вокруг меня бушевал ад, состоящий из земли, перемешанной с человеческой кровью и мясом. Сколько я пролежал в этой воронке, я не знаю, так как часы мои остановились, но по появившимся звездам на небе я понял, что обозначенное мне по приказу время нахождения на переправе истекло, и я могу возвращаться к себе в медсанбат. Я был жив, и это было самое главное. Полуоглохший, грязный, я выполз из своего укрытия и медленно побрел на ватных ногах в расположение нашего медико-санитарного батальона. Первый, кого я встретил, был командир. Подойдя к нему поближе, я дрожащим от только что пережитой смертельной опасности голосом отрапортовал: «Товарищ подполковник, старший лейтенант Рябов с переправы прибыл». Внимательно осмотрев меня со всех сторон, командир, видимо, остался доволен моим видом, он улыбнулся мне в свои щетинистые черные усики и насмешливо спросил: