Поэтому и спят много богатыри. Спят. Силу накапливают и сны видят о битве предстоящей. Снов много, яркие и буйные, сны о часе последнем, вечернем, сны о победе великой.
Таким я родился, таким я был. Спал много всегда. Людей подводил часто – сутки мог проспать. Спал, потому что не раз себя представлял в последней битве. К бою был готов, жизнь жил в ожидании боя, в ожидании часа вечернего. Спал и ждал минуты своей, знал, что она придет. Видел, как погибать буду в бою. Видел, как выигрываю бой этот. Одно и другое, и то и другое – счастье. И страха нет. Нет страха, а есть чувство. Чувство силы, и чувство битвы, и чувство часа вечернего.
Так и ждал до двадцати трех лет. В походы ходил с друзьями часто. У костра сидел, много часов мог сидеть, с огнем разговаривал молча, без слов. Бывало, у костра и засыпал. Друзья надо мной смеялись, помнишь, Глеб? Шутили: спи-спи, да пожар не проспи. А я, может, потому и засыпал у костра, что ждал пожара своего, ждал часа вечернего. Так и ждал – пока день тот не наступил. Тот день, когда отца Петра не стало. Помнишь, Борис, помнишь, Глеб? Ты, Петр, не помнишь. Помнишь, Иван? Ты помнишь, а я не помню. Проспал все то утро я в соседней палатке. И не проснулся даже от криков, от шума пламени буйного. А когда проснулся – уже пепел догорал и к небу дым поднимался. И понял я тогда: вот она была, моя минута! Моя битва! Час мой вечерний. Был – и прошел. Обошел меня. У отца Петра он наступил, час его. А меня обошел. Хотя богатырем он вроде не был и на его месте я должен был быть. Но, видимо, что-то огонь перепутал или ждал я как-то не так, ошибку какую, может, допустил.
Посмотрел я на дым, в небо уходящий, на отца Петра – и грусть сразу накатила. Взял бумажку – и писать начал:
Догорел костер,
с пеплом унеслось
все, что росло когда-то.
А у трех сестер
иглы длинные, да между ними
бродит бес лохматый.
Заплутал и встал,
одиноко мне
в темноте средь высоких сосен.
Захохотал упал
камнем на траве —
будто кто-то бросил.
Оглянусь назад
посмотрю в глаза,
а в глазах все пусто.
Бусинка-слеза,
ты меня не звал,
я – шестое чувство.
С тех пор о битве своей я больше не думал. Не ждал я ее больше. Сила как будто то ли ушла куда-то, то ли не нужна стала. В слова вся сила распылилась. Пишу, пишу, строчки складываю и остановиться никак не могу.
Не злитесь на меня, из тех даров, что бережете вы —
Мне ни один не нужен.
На небо променяв уютный кров,
Из ста дорог вновь вглядываюсь в ту же —
Что выбрала меня и вверх в эфир ведет,
Как теплый ветер поднимает птицу,
В круг света и огня, туда, где все пройдет,
Откуда невозможно возвратиться.
Отец Петра мою силу с собой забрал, с дымом к небу унес. А мне только слова оставил – про дым тот писать. И про грусть, что после битвы осталась. После ожидания битвы. И песня эта в голове звучит все время. Помнишь, Игнат? «Дурочка» – песня такая.
Иван. Мы снова здесь, друзья. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
Борис. Мы снова здесь. Мы молоды, друзья. Мы здесь. Мы снова молоды. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
Глеб. Вы слышите, друзья? Друзья. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
Иван. Не правда ли – хорошая затея?
Игнат. Хорошая затея. Хорошая идея. Взять так – и вновь собраться вместе.
Борис. Вместе. Здесь, около костра. Всем вместе. Хорошая затея.
Иван. Вы слышите, друзья? Друзья. Да, наша молодость прошла. Но не ушла.
