– К этому их подталкивают желания, но никак ни знания, – сказал Эпафродит. – Мы делаем то, что в наших силах, и не должны испытывать муки совести от того, что не можем сделать больше. У каждого из нас есть свой предел. Как говорится, выше головы не прыгнешь.
– Ну надо же, ты прям философ, а я думал, что ты мой главный секретарь и администратор.
Эпафродит рассмеялся:
– Чтобы стать эффективным помощником императора, надо быть еще и немного философом.
– Тебе удается, – одобрил я. – Если ничего не имеешь против, пойдем, покажешь мне один из твоих пунктов помощи.
В ближайшем раздавали еду – доставленное из соседних городов зерно. Несколько мужчин и женщин контролировали процесс. Очередь была длинная.
– Из сельской местности к нам на помощь прибыло много людей, – объяснил Эпафродит. – Без них мы бы вряд ли справились.
У следующего пункта несколько врачей оказывали помощь пострадавшим, на столах были разложены бинты, медицинские инструменты и масла от ожогов. Тут же стояли походные койки, на которых лежали обессилевшие люди, рядом – сваленные в кучу клюки и костыли.
– Много ожогов, что естественно, – пояснил главный врач. – Но и переломов с открытыми ранами тоже немало. Раны воспаляются от грязи, мы обрабатываем их вином и маслами, но около половины так и не заживают. В результате люди либо умирают, либо мы ампутируем конечности. Есть еще и те, кто умирает от шока во время ампутации. – Он тряхнул головой. – Столько человеческих трагедий. Мы работаем день за днем, а люди все идут и идут.
Я поблагодарил его и пошел дальше.
На пункте по раздаче одежды обстановка внушала хоть какой-то оптимизм. Работники улыбались, а страждущие в лохмотьях быстро хватали предлагаемые им туники, плащи и шляпы.
– Откуда все это? – спросил я.
– Пожертвования от фермеров и деревенских жителей, – ответил главный на этом пункте. – Они очень щедры.
Мы пошли дальше, и Эпафродит сказал:
– Кстати, о щедрости. Сенека сделал просто огромное пожертвование. Похоже, отдал в залог бо́льшую часть своего состояния.
– Сенека?! – изумился я.
Впрочем, он ведь ушел на покой, а не умер, так чему удивляться? Старик занялся написанием своих философских трудов на загородной вилле, просто я последнее время слышал о нем только из вторых уст, вот и удивился.
Мой старый наставник порвал все связи между нами. Было больно, но я сумел переступить через это и жил дальше.
Он не одобрял принимаемые мной решения, главным образом – брак с Поппеей и то, что я осмелился выступать на публике как музыкант, тем самым нарушая его стандарты римского этикета.
И как и любому учителю, Сенеке не нравилось быть свидетелем того, как растет ученик и, набирая силу, перестает послушно следовать его советам.
– Ему следует прибыть в Рим и обсудить с нами последствия пожара. И то, как мы будем со всем этим разбираться, – сказал я, а сам втайне порадовался возможности повидаться со старым учителем.
Далее мы подошли к пункту, который более других был насыщен человеческой печалью. Здесь на огромном щите размещались записки и целые списки – их было так много, что они стопками лежали друг на друге.
Женщина возле одного из столов помогала людям грамотно составлять запросы, а также снабжала их имеющимися у нее сведениями.
Я подошел к доске и посмотрел на эти скрижали человеческой боли.
Помогите найти дочь Паулину Фаусту. Последний раз видели в ночь пожара в таверне «Орел» в Большом цирке. Двадцать лет, голубые глаза, светлые волосы, одета в зеленую тунику. Сообщите на пункт оповещения
